Итак, предо мной, в темноте ночной появился Лик прекрасной и с потрясающе мудрыми глазами Женщины… Конечно, первой сработала мысль, что сплю и вижу сон, но потом сообразил, что от росы ночной меня реально знобило и затёкшая спина, от долгого сидения не шелохнувшись, заставляли воспринимать реальность телесную и материальную ― обычную или «дневную»…
Между тем, пока я разбирался с реальностями, Женщина, глядя мне прямо в глаза, улыбнулась и, имея ввиду мои несостоятельные «асановские» и «пранаямовские» практики, сказала: «Тебе это УЖЕ не нужно»… И, наблюдая моё, видимо, с раскрытым ртом и квадратными глазами удивление, не дождавшись нормальной реакции с моей стороны, медленно растворилась, будто лампочку реостатом выключили…

Сперва меня бросило в жар от обиды: как это, как это ― мне не нужно?!! Не-ет, позво-ольте, очень даже нужно!
Но потом, успокоившись, когда стал трезво соображать, что это было, дошло, наконец, что мне уже не нужны подобные практики, которые лишь время отнимали… И тогда вспомнил, что не придал значения тому, что эта Женщина хотела мне ещё сказать…
Ах ты Боже мой! И чтож я, глупец, упустил такую возможность пообщаться с Существом какого-то таинственного Бытия, о котором тайно грезил всю свою беспутную жизнь, к чему, видимо, стремятся, йоги, сиддхи, созерцатели и подобная просветлённая и блаженная публика!..
Но как бы долго потом ни торчал ночами под сосной, вытянув, как индюк, шею и прислушиваясь, никто больше не являлся.

Однако, случившееся не давало покоя, и постоянные о том размышления, с потугами найти ответы на, в связи с явлением, множественные вопросы, превратили жизнь мою одинокую, словно на сковородке подогретую до нестерпимости. Зуд жаром Поиска Истины усилился до такой степени, что порой и впрямь, с подозрением поглядывал на себя в зеркало, ужасаясь какому-то странном блеску в глазах своих… Успокаивало только, что во время редких общений с людьми, во мне они не замечали никаких особенностей в поведении и разговоре: значит, с лохматой «крышей» моей было всё в порядке.

И вот, спустя время, кода зимней ночью в темноте комнаты хижины своей опять сидел, пригорюнившись, и думал о бессмысленности своего существования, о своей ненужности никому, о бесперспективности каких-либо мечтаний в мире этом, вдруг заметил, как передо мной появилось какое-то свечение, которое усиливалось с каждым взволнованным дыханием моим… Сердце моё колотилось в груди всё сильнее, а свечение постепенно превратилось в яйцевидное облако между потолком и полом, а в нём… В нём проявился силуэт сияющего Юноши, в белых одеждах, похожих на перепоясанную рубаху-косоворотку!..
Он также внимательно, но всё же не так строго смотрел на меня некоторое время, а потом, видя моё замешательство, успокоил: «Ты не бойся меня, я ― твоя голограмма, я ― это ты, ты ― это я. Мы с тобой неразлучны…»
К счастью, помня прошлое явление и свою несостоятельность к подобному общению, в этот раз вёл себя поспокойнее, хотя сердце от волнения так и норовило выпрыгнуть наружу…
В голове моей судорожно возникали вопросы, мысли путались и я глазел выпученными глазами, чтобы не пропустить подробностей того, что со мной приключилось, к чему так стремился всю свою сознательную жизнь!..
Светлый Юноша, видимо, понявший, что от меня мало проку, что я не в состоянии рта раскрыть, стал с улыбкой сам отвечать на мои мысленные вопросы: «Да, со мною можно общаться… Когда только пожелаешь…» и так далее… Немного спустя, он посерьёзнел: «Но сперва тебе надо очисться водой»…
Пока я соображал, что это означало для меня, Юноша тоже постепенно как растворился, будто его и не было никогда, и сердце моё успокоилось.

Во как, во как, звучало в моём ошарашенном сознании, а мысленный фантом странного явления так и стоял перед глазами.
С кем мог поделиться, кому рассказать о нахлынувшей волне Радости от прикосновения к какой-то Неведомой, но столь РЕАЛЬНОЙ для меня новой Жизни?! Приблудному лопоухому псу, так и пригревшемуся в нише под старыми досками, и каждое утро ожидавшему подачки?.. Или вон той вечной мудрой вороне, которая, примостившись к тёплой трубе на крыше хижины, звонко произносит «ка…», но долго раздумывает над «…ррр»?
Может попу в соседней деревне, который, молясь перед иконой Богородицы, сосредоточенно ковыряется под ногтями?..

Но если б я знал, что означало для меня предложенное Очищение водой и последующие события в моей и так невесёлой жизни…

…В то время мои общения с людьми ограничивались работой в лесу и редкими посещениями магазина в соседней деревне. Иногда там заходил и в православный храм, хотя не причислял себя ни к какой религии, секте, общине, партии, кружку по интересам…
Но в храме, странным образам, всегда испытывал приятное Чувство Благоговения перед некой Тайной Неведомого Бога, Которого, судя по словам Апостола Иоанна, хотя никто и никогда не видел, но в моём сердце Он олицетворялся с некой необъятной Мудростью, Всепониманием, Надеждой, что есть нечто потрясающе Правильное и Доброе, умопомрачительно Красивое и, главное, Вечное и Беспредельное к чему так стремилась моя Душа, и о чём думая, можно было успокоить её, как только неприятные жизненные дрязги хватали за горло!..
Правда, хотя объяснить словами свои Чувства в храме трудно и ещё сложнее умом представить некое Божественное Бытие, или Рай, или Сатори…, но какую-то связь с этим Бытием постоянно испытывал учащающимся сердцебиением и подступающим комком к горлу, наворачивавшимися слезами на глазах, как только мысль устремлялась в Поиске Неведомого!..
Видимо, по этой причине предложение мне странным Юношей Очиститься водой как-то связывалось в моём сознании с нашим храмом, даже если там и поп с причудами.

С другой стороны, не покидала мысль, что явление пусть и светящегося Юноши, представившегося не чьей-то, а именно МОЕЙ «голограммой», и имело отношение к моему сознанию, тем не менее, оно требовало Очищения, надо думать, от какой-то нечистоты?! Следовательно, сознание моё, каким бы я ни был круто «обчитанным» эзотерической и религиозной литературой, как бы не понимал и не пользовался терминами «просветление», «чакры», «сушумны» и т.д., однако же умудрился В СЕБЕ не заметить душевной грязи!.. Но в чём выражалась эта грязь в моем сознании?..
И потом, почему я безоговорочно поверил этому явлению и совсем не засомневался в его истинности?!
А вдруг это глюки психически больного человека? Или бесовщина одержимого отшельника?!

Неприятная мысль заставила выйти на улицу, на свежий воздух и вздохнуть полной грудью, чтобы снегом на голову успокоить сердцебиение и нахлынувшие неприятные чувства …
С громким криком долго тряс заснеженной головой, чтобы избавиться от мысленных наваждений, не обращая внимания на доносившееся с крыши издевательское «ка-а…», на радостный лай пса, бегавшего вокруг меня…
Когда уже замёрзший и, как полагал, успокоившийся я заскакивал в сени, ещё успел услышать окончание вороньего «…ррр».

Однако, после дня сомнений, вечером заснув в постели, не мог избавиться от сновидения, что я бегу по тёмном коридору или гроту, а за мной гонятся какие-то обнажённые дикари с копьями в руках… Мне было страшно и безысходно, так как грот постепенно сужался и я предчувствовал, что упрусь в тупик, что меня догонят, что случится что-то страшное!..
Когда уже совсем обессиленный свалился в грязь, зацепившись за какую-то бочку с протекавшим из неё бензином, а грозные дикари стали подходить ко мне всё ближе, я вытащил из кармана коробок спичек и дрожащими руками пытался зажечь хотя бы одну, чтобы воспалить бензин между собой и дикарями и тем спастись от них… Но спички ломались и тухли, ломались и не зажигались… В отчаянии готов был кричать, вопить, рыдать, но ничего не получалось…
Вдруг, в самый последний момент, когда все спички переломались, и острия этих дикарских копий приблизились к моей груди, чтобы смачно проколоть её, я ещё успел повернулся к скользкой стене, пытаясь, как слизень, вскарабкаться на неё и, бессознательно поддаваясь какой-то неведомой мне до толе внутренней Силе, завизжал, как резанная свинья: Боже мой! Помоги мне грешному! СПАСИ-И-И!!!..

И в этот момент я вскочил в постели, обливаясь холодным потом, но, в то же время, всё ещё ощущая себя в страшном гроте, когда передо мной, в стене, вдруг проявилась чеканная орнаментами дверь, потом открылась, и из неё хлынул поток ослепительно сиявшего Света!..
В этом Сиянии я увидел ту самую прекрасную Женщину в клобуке на голове, которая со скрываемой улыбкой, но всё-таки строгим голосом спросила меня: «Так ты будешь очищаться и совершенствоваться?»… С неподдельной уверенностью продолжал я визжать, как грязная свинья в хлеву: ДА! ДА! ДА-А-А!!!..
Тогда благородная Женщина взмахнула рукой, и я почувствовал облегчение, что дикари исчезли, что пока опасность миновала и можно перевести дух… Благородная Женщина больше ничего не сказала, но вошла в дверь и закрыла её за собою…
Я же ощутил себя в постели на коленях и в нервной дрожи от душевного перенапряжения…

Не мог уснуть потом до утра, прокручивая в Памяти ночное событие и соображая, как же Очиститься водой и, главное, от чего?
С другой стороны, поражала РЕАЛЬНОСТЬ происходившего со мною! Я уверился враз и навсегда, что никакие это не глюки, не одержимость, не сумасшествие, а Истинная Жизнь, Единая разными проявлениями в Материи разной её плотности. Что только наша неспособность видеть и уметь жить сразу во всех Сферах потрясающе интересного Бытия превращает нас в полуживотных существ с потребностями лишь хлеба, похоти и зрелищ…
А в то же время, рядом с нами и В НАС протекает изумительная Жизнь каких-то прекрасных богов и богинь, с которыми можно и НУЖНО сосуществовать, живя ещё во плоти земной!..
Но только ли жизнь богов В НАС, если даже после таких явлений необходимо Очищать Душу свою от какой-то нечистоты в образах страшных дикарей с копьями?! Кто они, тоже МОИ голограммы? Как всё это понимать?

Пришлось понять, но не с помощью книжек…
И ещё один вопрос не давал покоя.
Людей множество и покруче моего начитанных и в священнических рясах, но почему мне выпал такой жребий? Что ожидало меня в будущем?..

Сомнения не покидают. Сдаётся, что писанина эта воспринимается, как творчество человека, которому больше нечего делать и потому тешущего своё самолюбие.
В действительности, этот рассказ спонтанен, и излагается только из-за невозможности поступить иначе, чтобы не навлечь на себя болезненное и страдательное посмертие, и НЕ ТОЛЬКО ДЛЯ СЕБЯ одного…
Несколько месяцев назад жизнь оборвалась прямо по дороге домой, отказало ржавое сердце. Но получилось так, что по Милосердию и Воле тех, кто ведает о человеке лучше, чем он сам о себе, смиренно пришлось вернуться назад именно для того, чтобы оставить рассказ об этом, для большинства людей странном жизненном Пути.
Ничего не надо придумывать и сочинять. Та же хижинка на лесном хуторе, та же вечная ворона, правда, пёс издох, скорее всего не выдержав соседства с чудаком. Но появился как-то непредсказуемо дохленький компьютер и скромный мобильник, от которых сперва шарахался как от клубка шипящих гадюк, потом долго к ним примеривался, а ещё пуще боялся Интернета… Тем не менее, теперь только с помощью этой чудо-техники осуществляется связь и общение с внешним Миром!
Потому, пишущий живёт в нём только, пока не исполнит Волю Вернувших его, хотя сердце на грани остановки и существовать приходится грошами. Но большего и не требуется.
Так что, чем быстрее и короче (однако, коротко не получается!) предначертанное будет исполнено, тем быстрее развяжется узел кармический, тем быстрее получится вернуться, наконец, Домой, ибо Там лучше!..

…Но тогда будущее предвещало лишь таинственную, но такую сладкую Неизвестность, что сердце трепетало и от Восторга, что жизнь получилась не обывательская, но и от страха, как бы не ошибиться на Пути своём!

Конечно, Очищение водой есть не что иное, как аннулирование искажённой информации в энергетическом Пространстве с помощью электропроводника, составляющего больше 90% Материи, и тела человеческого в том числе.
Тем не менее, никакая вода не отмоет, какая бы она ни была освящённая или родниковая, и никакая самая жёсткая мочалка не отшоркает грехи неправильной информации Чувств и Мышления человека, если сознание его не ведает ПОКАЯНИЯ!
Но Чувство Покаяния-то может возникнуть в Душе только, если человек уже понимает и осознаёт для себя разницу между правильными поступками для Жизни в Любви и Радости и поступками неправильными, заставляющими страдать, болеть, существовать в страхе, в агрессивной обстановке и т.п.

Понимал ли я? Видимо, что-то такое ещё прозябало в Душе, что заставляло стыдиться своих нехороших мыслей, чувств и поступков по отношению к людям. Вспомнилось, сколько в раздражении мысленными проклятиями изрыгался на головы тех, кто не нравился своим мнением, высказыванием, образом жизни. А сколько презрения и отвращения испытывал к опустившимся пьяницам, наркоманам, блудникам и развратникам, вместо того, чтобы за них помолиться, вместо того, чтобы в Сострадании им помочь подняться…
Вспомнился и поп, который не нравился, которого про себя высмеивал, которого осуждал. Но у всех прощения не попросишь, а вот поп всегда в храме, так почему бы не сделать первый шаг?!

Как уже говорил, до того времени не считал себя религиозным человеком в обычном представлении мирянами, и заходил в храм, по-свóему воспринимая чистоту его и красоту. Теперь же решил пройти христианский обряд Крещения, но не потому, чтобы «воцерковляться», а просто чтобы СЛОМАТЬ В СЕБЕ неприязнь к невежественно и фанатично религиозным людям, и к попу в том числе, тем выскребая В СЕБЕ душевную грязь.

А поп этакий, потряхивая своей облезлой бородой и похихикивая и пощёлкивая зубами, как сердитый хомяк, прямо таки потирал руки от предвкушаемого удовольствия, мол, теперь-то поиздеваюсь над этим еретиком паршивым!
Видимо, только потому и получилось быстро договориться о ближайшем воскресном Крещении.

Однако, предстоящий обряд хотя и воспринимал с должной для себя серьёзностью, как Покаяние не перед попом, конечно, а как гарантию для будущего и умеренного, мягким пушком посыпанного для себя посмертного Бытия, в которое теперь ВЕРИЛ ВСЕМ СЕРДЦЕМ, но всё же он ― обряд ― немного пугал, занимал мысли, заставлял вспоминать грехи, даже самые затаённые и позабытые по истечении долгого времени, чтобы быть Искренним перед Тем, Кого уже без обиняков основательно прочувствовал Сердцем своим.
И когда наступило раннее воскресное утро, то готовый Душою и телом, и сопровождаемый милым вороньим «Ка…», бодро поскакал вприпрыжку по лесной тропинке в соседнюю деревню исполнить своё Очищение водою. Заруливая в лес, как обычно, вытянул ухо, прислушиваясь: закончит свою фразу ворона или нет?
«…Ррр», наконец донеслось с крыши, и я со спокойным сердцем почесал дальше!

Обычно несколько километров проходил незаметно, занятый своими мыслями, любуясь заслеженной зайцами красотой лесов и полян. Но в этот раз показалось, что дорога удлинилась по меньшей мере вдвое...
По времени должен был уже подойти к первой поляне, а очнувшись от размышлений, ощутил, как ноги буксуют в снегу, и почти не двигаюсь с места… Ощущение было поразительным ― вот это чудо!
Я прекрасно чувствовал некую постороннюю силу, удерживавшую меня от движения в храм! Но стоило мне только развернуться обратно, и ноги тут же цеплялись за снег, как у кошки с выпущенными когтями, готовые нести куда глаза глядят…
Ну конечно, изумлённый сообразил, вот они, голограммочки МОИ энергетические, то бишь бесы по простому, не желающие вылезти из меня! Вот их силушка пакостная, дикарей этаких!..
Э не-ет, родненькие, не получится вам сидеть во мне, пригревшись… Пришёл ваш конец мутить Душу мою бедную и во сне и наяву!
И с такими мыслями усилием воли резко развернувшись, опять завопил свинячим визгом на весь лес: Господи, помоги-и-и!!!
Бесы от неожиданности, видимо, присмирели, а у меня даже дыхание перехватило, когда косолапые ноги мои, замельтешили как у бравого зайца, и я вихрем помчался вперёд в деревню, аж на поворотах заносило!
Но не тут-то было.

После некоторого времени в остервенелом бегу, вдруг почувствовал, что в животе забулькало, зарычало, заскрипело и потом словно перехватило ржавым железным обручем, да так туго, что пришлось срочно искать кусты, чтобы успеть!..
Не успел.
Ничего не поделаешь, успокаивал сам себя, отполаскиваясь в ручье с ледяной водой, Духовное Очищение на то и Очищение, чтобы воочию убедиться, какова в действительности душонка, когда жидкоматериализованная «просветлённость» прёт во все щели!

Когда же, опаздывая, наконец, с грохотом вломился в храм, что даже богомолки, как курицы, с кудахтаньем рассыпались в разные стороны, то, к печали своей, понял по выражению на лице попа, с озлоблено торчавшими загорелыми, нервно пощёлкивавшим передними зубами, что ягодки для меня лишь впереди…

Благодарю ещё раз за Участие, Интерес, а это лучшая помощь!
Время бежит неумолимо, силы тают, но Жизнь, даже самую сложную, как и воспоминания лучше всё равно воспринимать с юмором.
Книгу, наверное, уже не успеть…

…«Ра-азде-е-вайсь!», скомандовал по матроски поп, грозно потряхивая своей линялой козлиной бородой, когда дошла очередь внимания его лучезарно поросячьих очей и до моей жалкой персоны.
Как, совсем, не понял я?
«Совсе-ем», скрипел сквозь зубы поп.
До гола, до гола, наивно и смирено переспрашивал я с дрожью в голосе?!
Надо было видеть, как побелевший, а потом позеленевший своим конопатым «фейсом» поп подпрыгнул на месте, но наскочил на в этот момент вздумавшую прошмыгнуть мимо грозного батюшки усердную богомолку, а та закудахтала пуще прежнего, пятясь назад и обтираясь, как от плевка… Но мне показалось, что поп еле еле удержался, чтобы смачно не сплюнуть.

Однако, тут мне теперь и конец, уныло подумал я, судорожно держась за храмовую колону, как за крест свой: простым отмыванием в ручье уже не обойтись будет…
Оттягивая время своей столь печальной кончины, в чём я уже не сомневался, медленно стал раздеваться. Когда дело дошло до брюк, заметил, что местные розовощёкие молодухи в платочках, до этого засобиравшиеся уходить, теперь почему-то подозрительно задерживались…
Когда дело дошло до моих всё ещё влажных цветастых семейных трусов а-ля «Ну, погоди!», молодухи больше не пялились в храмовый светильник над головами, но резко опустили взгляды куда-то вроде как промимо меня…

Но поп тоже не лыком шитый, а щёлкнул зубами громче прежнего, и богомолки тут же накинули мне на плечи, к огорчению молодух, белоснежную простынь.
Когда предо мною поставили огромный медный чан со Святою Водою и зажгли три свечи, я почувствовал себя кроме того что на кресте, ещё и потенциальным утопленником!..
И поп начал.

Он громко читал из молитвенника бесконечные молитвы, а я тем временем дрожал от холода, постукивая челюстями в такт его трясущейся бороде.
Наконец, поп отложил в сторону молитвенник, откуда-то из-за пояса выхватил огромные ножницы, словно меч обоюдоострый, и, прищурившись поросячьими глазками и пощёлкивая загорелыми зубами, грозно приблизился ко мне, обомлевшему… Схватив меня за волосы, он с превеликим удовольствием стал своими бараньими ножницами обчикивать мою длинноволосую шевелюру, пока моей голове не стало холодно!.. Мне показалось, что на ней больше ничего из волос не осталось.

Но я отважно терпел, зажмуриваясь всякий раз, как поп хватал очередной локон моих волос, а сам про себя думал, что в сравнении с Голгофой, кайафовский дух в лице нашего попа по крутости превосходил новозаветного жреца.
Наконец, поп отступил с ножницами от меня, скомкал состриженные волосы в клубок, и поджог от свечи.
Смрад дымом пошёл по храму, что богомолки закашлялись, а молодухи, прижимаясь к полу, выскользнули на улицу. Поп же весь этот огненный факел из моих волос подсунул мне в лицо и зарычал: «Дунь и сплюнь трижды через плечо, чтобы дьявол тебя, грешник этакий, оставил, наконец, навсегда!»

Я, конечно, дунул, сплюнул, кажется, одновременно из всех имевшихся в моём арсенале телесных дырок, но уж как получилось: уж очень не хотелось мне, чтобы проклятый дьявол, рогатый, хвостатый и с фанерой забитым глазом, сидел во мне, закинув копытную ногу на ногу, и помахивая своим крысиным хвостом...
Однако, после этого наступил момент кульминации!

Как заправский культурист-гладиатор перед боем, поп, мне показалось, он даже поискал глазами боксёрскую грушу для разминки, и чтобы напустить мне и так во влажные трусы побольше страху, но не найдя её, поигрывая под фелонью бицепсами, приступил к решающей фазе моего вычищения даже от остатков дьявольского запаха…

Схватив меня за шею, как гриф ягнёнка своими когтями, поп подтащил меня юзом к чану с Освящённой Водой, и замочил так резко, что я даже не успел услышать его молитву… Однако, мне почудилось, что это хохотал Шаляпин из преисподни басом, когда пел известную арию!..

Сколько я бултыхался в чане, елозя по милости поповской лицом по дну, не помнил, но когда уже стал пузыри испускать, а глаза выкатились и чуть не потерялись в водном водовороте, поп всё же выдернул меня на воздух, чтобы не сразу утопить, а ещё пару раз поиздеваться во имя Отца и Сына и Свята-а-ага Духа…

Что мне, бедному грешнику оставалось делать, кроме как с оптимизмом и по агницки смиренно принимать на душу милость Кармы за свои грехи прошлые и, дай-то Бог, может и за будущие, дабы не испытать больше такой Благодати Очищения в храме?.. Всё-таки, какое счастье, что не содрал с меня добрый батюшка шкуру заживо и не разорвал остатки телесные на части!..

Когда же он отшвырнул меня обессиленного в угол, повелев одеваться, то ширинку на брюках моих уже застёгивала дрожащими руками какая-то сердобольная богомолка.
Однако, оставалось мне ещё елеепомазаться, и я размышлял, икая от холода и Водицы Благодатной, которой нахлебался в чане досыта: не в бочку ли с маслом добрый батюшка теперь опустит меня, чтобы уж наверняка Благословить и закрепить, как фотографию, на веки вечные в Чистоте и Праведности души моей?!..

К счастью, видимо, сам батюшка милейший приутомился, удовлетворившись водной казнью Спасения души моей, и остаток обряда прошёл попроще, потише, поаккуратнее.
Когда же всё осталось позади, святейший батюшка изрыгнул последний львиный рык: «Чтобы в следующее воскресенье явился к Причастию!», и гордо и победоносно удалился.

Надо признаться, что когда добрался до дому, и завалился в постель, то ещё подумал прежде, чем заснуть, что после обряда действительно испытывал какую-то поразительную лёгкость, что даже пощупал себя по рёбрам, осталось ли на них что-нибудь после того, как добрейший батюшка так основательно отскрёб грехи с меня?!
Однако, осталось ещё мяска на косточках, и я заснул блаженный в нетопленном доме, с вязанной шапочкой на голове, чтобы не мёрзли уши и проплешины после столь Священного обряда.

Но спокойно поспать так и не пришлось…

…После трудного дня заснул, конечно, сразу же, как молотком по голове вырубленный. Но, видимо, спал не так уж долго, так как разбужен был шумом в хижине, что даже как ошпаренный вскочил в постели: что происходит?!..

Странно, но в темноте ничего невозможно было разглядеть, и я, закутанный в ватное одеяло и по ледяному полу добравшись до входной двери, кое-как нашёл включатель электрического света.
В хижине никого живого, кроме меня, не было, конечно, ничего такого особенного не происходило, чтобы производить шум, от которого я даже проснулся… Более того, тишина стояла, как в могиле на заброшенном кладбище.

Решив, что просто приснилось что-то несуразное из-за нервного перенапряжения накануне, выключил свет, быстрее рухнул на постель и опять тут же заснул, чтоб... тут же и вскочить от явного грохота!
Что за дела такие, не мог никак понять?
Но на этот раз поленился вставать в холоде и остался сидеть в тёплой постели в темноте, пытаясь сообразить, в каком в действительности измерении шум заставляет меня просыпаться ― во сне или наяву?..
Пока соображал, вдруг заскрипели половицы у двери, и совершенно явно услышал, как в кромешной темноте кто-то ко мне приближался!!!..

Конечно, остатки волос на моей голове встали дыбом, а побежавшие по спине мурашки так и посыпались из под одеяла на пол…
Мне представилось, как нечто такое страшное и ужасное, с раскрытой зубатой пастью и сверкавшими ненавистью красными глазищами где в глубине поросшей шерстью гортани чудовища, так и метит меня схватить, больно больно разжевать, причмокивая высосать все соки, что ещё остались после милосердного батюшки, и проглотить куда-то в бездонность, как в клоаку запущенного и покосившегося деревенского туалета в крапиве!..

Но я всё же не стал дожидаться столь печального конца своего. Выдержав Крещение, я просто обязан был выжить уже в любых ситуациях, даже в самых сложных и страшных.
А потому, кинув одеяло на страхом навеянное и талантливым воображением в темноте представленное чудище, под которым аж пол скрипел и прогибался, я со звериным криком быстро спрыгнул с постели, прошмыгнул на четвереньках под столом и помчался к двери, по пути задевая всё, что можно было в хижине задеть, свалить, пролить, грохнуть на пол, и выскочил на улицу!..

Там же крепчал мороз, звёзды подмигивали и трещали заборы, а я носился босой и в ночнушке по заснеженному двору в поисках оглобли для самозащиты, но почему-то схватилась коса...
Когда, приободренный столь грозным оружием и в ожидании нападения из хижины, я остановился посреди двора и прислушался, вытянув уши чуть ли не до самой двери, то никого не увидел.
Лопоухий же пёс, спавший под заснеженными досками, разбуженный моими воплями, лениво вылез из своего убежища, но, увидев меня в белой ночнушке и с косой, с визгом быстро юркнул обратно.
Во, гад шелудивый, подумал я, по дому какие-то звери толпами бродят, а он даже не тявкнул, чтобы предупредить!..

Но долго стоять, раздетому, босому и дрожать на морозе, было совсем не с руки, как бы ни боялся. Пришлось приблизиться с косой к двери хижины, чтобы хотя бы принюхаться, что же там такое тяжёлое скрипело?…
Но кроме треска заборов ничто не нарушало ночной тишины.
Тогда я решил аккуратно косовищем дотянуться до включателя у двери и зажечь свет. Получилось, но из хижины почему-то никто не ринулся на меня. Заглянул внутрь ― никого! Ни под столом, ни под кроватью…

Однако, грызла душу неприятная мысль, видимо, милосердный батюшка вместе с грехами из меня и рассудок вытряхнул.
Но, опять ложась спасть, на всякий пожарный случай с собой под одеяло прихватил огромный топор!

Какое-то время лежал в обнимку с холоднючим топором, пытаясь быстрее согреться, и выпученными, как у совы, глазами старался пронзить тьму ночную, но всё-таки усталость клонила в сон и… и… и-и-и…

Топот и грохот заставили меня очнуться!.. Запутавшись с топором в одеяле при попытке принять боевую стоку на постели, я, наконец, застыл в изумлении…

По хижине с топотом и грохотом маршировали какие-то странные гуманоиды!..
Они были похожи на людей ― голова, уши, руки, ноги, но в то же время это были совсем иные существа!..
Вид одних вызывал омерзение, от других веяло жутью, от вида третьих хотелось побыстрее отмыться кислотой, ещё одни…

Но я не стал вникать во всю эту мерзость, а замахнулся на них топором, собираясь одним махом с ними покончить и выкинуть на улицу. В какой-то момент мне и в голову не пришло, что эти существа не материальны в обычном нашем понимании реальности!..
А они, видя мою решимость, только загоготали и ещё пуще стали топать своими копытами…

Однако, это черти, мелькнула мысль!

Но от того, что я понял, с кем имел дело, легче не стало. Даже наоборот…
Сообразив, наконец, что из-за усталости, нервного перенапряжения и недосыпания у меня открылось Внутреннее Зрение так называемого «нижнего астрала», в котором обитают множество информационно-энергетических голограмм, порождаемых эгоистично-скотскими мыслями и желаниями грешных людей, я отбросил топор за ненадобностью: бесов им не победить.
Но и бесы о том прекрасно знали и стали ко мне приближаться, жутко гримасничая своими мерзкими рылами!..

Что оставалось мне делать, кроме только как схватиться рукой за Освящённый Крестик, который навесил мне на шею добрейший наш батюшка, и, задрав голову к потолку и с выпученными глазами в кромешной темноте, да обливаясь слезами Покаяния, опять завопить о Спасении ко Всевышнему!
И завопил так, что бедный пёс на улице завизжал от страха.

Бесы, конечно, в какой-то момент застыли в нерешительности, но потом пуще прежнего ринулись на меня!..
Но я вопил, умоляя Помощи и перебирая все святые Имена, какие только приходили в этот момент мне в голову!
И довопился…

…Окружённый ужасными видом чертями, волосатыми и хвостатыми, ушастыми и щупастыми, вонючими до умопомрачения и обросшими отвратительными бородавками, обтекавшими гноем и пошло извивавшимися, я орал, что было мочи, чтобы не слышать их наглого визга, гоготания, шипения, бульканья, топота!.. Орал, зажмурившись, повторяя и повторяя все, какие только знал, известные мне имена Святых всех религий, моля о скорейшей Помощи, уже явно ощущая, как мерзость и вонь окружали меня всё плотнее и безысходнее!..
И в самый последний момент, когда мне показалось, что чьи-то омерзительно склизкие и холодные щупальца уже стали обвиваться вокруг моего горла, а я, изнемогая о тошноты и ужаса, пуще прежнего завизжал, словно в предсмертном крике, вдруг сверкнула ослепительная вспышка Света, да так мощно, что я от неожиданности распластался зелёной соплёй на постели, и долго не мог прийти в себя!..

Бог мой, что это было?!
И поразила неожиданная тишина, будто и не было ничего, будто лишь проснулся из кошмарного сна…

Но не-е-ет, я прекрасно осознавал, что это не был сон, а самая что ни на есть РЕА-А-АЛЬНОСТЬ, которой почему-то мне пришлось коснуться, но почему? ПО-ЧЕ-МУ, в конце-то концов, хрястнул кулаком себе по ноге и завыл от боли?!..

И в этот же момент заметил перед собою уже знакомое, всё усиливавшееся в темноте свечение, в ореоле которого вскоре нарисовался тот самый Юноша в той самой косоворотке с верёвочным бантиком вместо пояса!..
Он так же приветливо улыбался, глядя на меня, неестественно распластавшегося на постели, ожидая, когда я приду в себя.
Но я не спешил приводиться себя в порядок. Честно признаться, мне порядком принадоела вся эта ночная кутерьма, я устал, замёрз и хотел спать. Надув губы, я обиженно отвернулся, поплотнее накрылся одеялом с головой, да сверху накинул овечью шубу и пуховик, и решил больше ни на что не обращать внимания, хоть всемирный потоп, хоть землетрясение или вулкан во дворе извергнется…

Однако, душонка-то не успока-а-аивалась… Любопытство, тварь этакая, лёгким пёрышком щеката-а-ало пяточки-то мои розовенькие, как бы я судорожно не подгибал ноги, потом повыше, пока не добралось до ноздрей, что я чихнул так, что одеяло откинулось вместе со всем остальным и…
Ну на-а-адо же, удивился я: Юноша, всепонимающе улыбаясь, продолжал смирно стоять рядом с моей постелью в ожидании, когда я громоподобно высморкаюсь в свой замызганный платок и готов буду внимать тому, что ему, видимо, очень хотелось мне сказать!..

Ну ла-а-адно, ещё раз шмыгнув носом, снизошёл я, и сдался, перестав обижаться. Всё-таки, он мне нравился, испытывал к нему Доверие, и хотелось у него многое спросить. Например, подумал, каким всё-таки образом я его созерцал? Ведь не просто глазами?
С этой мыслью я вытянул руку вперёд, чтобы корявым пальцем своими дотронуться до пупа явления, но потом, почему-то отдёрнул назад: или постыдился грязный палец совать в столь чистый Свет, или Сила Юноши не позволила, непонятно…
И хотя не произнёс я ни слова, но светящийся безбородый Юноша с длинными белыми кудрявыми волосами, тут же ответил, и я явно услышал его приятный голос: «А ты попробуй закрыть глаза»…
Закрыл, ну и что, опять подумал я? Однако… Во какая интересная штука! Крепко зажмурившись, я всё равно продолжал видеть Юношу так же хорошо и в подробностях, как и с открытыми глазами!.. Как это, как это, недоумевал я?
Как бы, забыв про холод, ни вертел головой и не поворачивался в разные стороны, елозя задом по постели, прекрасный Юноша продолжал светиться перед моим «анфасом»!
Открывал глаза и опять закрывал, но Юноша не исчезал, а продолжал, всё шире улыбаясь, стоять рядом с моей постелью…
Так что, и чертовщину я видел таким же образом и даже явно ощущал, не раскрывая рта, задал я мысленный вопрос?
«Нет, другим зрением, но тоже не плотскими глазами», ответил Юноша в косоворотке, пытавшийся скрыть свою милую улыбку, и добавил: «Смотри внимательнее, сам догадаешься».

Сон как ветром сдуло, до того обуяло меня любопытство и радовала такая тёплая, доверительная беседа!..
Я внимательно присмотрелся к Юноше и светящемуся ореолу или кокону, в котором он комфортно пребывал, но за пределами которого было так же темно, как и при марше чертей, и заметил, что от него к моему плешивому темени тянулся так же светившийся луч или кишка, и я вспомнил, как он говорил в тот ещё первый раз своего появления, что он ― это я, а я ― это он…

Так это, то есть… разговариваю сам с собою, удивился я?!
«И так и не так», Юноша, как всегда, не давал прямого ответа и продолжал: «Ты начитан, интеллектуально подкован, но не обладаешь ещё практическими навыками, чтобы сообразить, кто есть кто в последовательной цепочке первичности проявлений в разной плотности Материи, и кто от кого зависим».
Не по-о-онял?!
Но Юноша был терпеливым: «Каждый Уровень материальности обладает своим специфическим зрением, но ты пока бессознательно скачешь по Уровням-одеждам плотности проявлений Единого Духа своего».
А ты кто, Ангел-Хранитель мой?
«Нет».

Та-а-ак, ладненько, потирал я руки, млея от такого обалденного общения и предвкушая что-то такое в моей одинокой жизни, что теперь от Радости остатки волос зашевелились на голове!..
Опять закутываясь в одеяло и прижав волосы вязаной шапочкой, которую нашарил рукой на подушке и напялил по самые плечи, что только большой нос торчал из под неё, то ли Юношу, то ли себя самого мысленно спросил: почему после Очищения Водою, когда, благодаря моему Искреннему Покаянию, добренький наш батюшка вытряс из меня весь негатив, тем не менее какие-то подлые черти всё равно кинулись на мня в атаку, а-а-а?
«Потому, что именно твоя Искренность им неугодна и раздражает, даже если они и не твоё порождение, ибо они чувствуют опасность и будут пытаться её ликвидировать в зародыше, тем более, что ты ещё не Причастился и твоё жилище не освящено».
Д-а-а, ве-е-есело, отвисла у меня челюсть…

А что это за вспышка Света была, продолжал допрос я, по твоей милости, что-ли?
«Нет. Но ты же просил Помощи, взывая ко Всевышнему», то ли спросил, то ли утверждал Юноша.
Не ко Всевышнему вопил, а к Святы-ы-ым Его, уточнил я.
«Это одно и то же», терпеливо отвечал Юноша.
На-а-адо же… Есть над чем подумать…

Ещё вопросик можно? Уж очень боязно опять обращаться к милосердному батюшке, как бы ласты косолапые мне не откинуть, когда он будет освящать мою хижинку!
Юноша понимающе кивнул, не переставая белоснежно улыбаться, мол, после Причастия в храме, я уже и сам смогу защитить своё жилище Освящённой Водой, взятой в храме, или Чистой Водицей, набранной из соседнего Родничка в лесном овражке.
Ну и ла-а-адненько, ну и чу-у-удненько, успокоился я...

Паузы между моими вопросами стали удлиняться, сказывалась физическая и психологическая усталость. Нет, ну действительно, сколько можно было уже более суток мусолить крещениями тело и пудрить чертовщиной да явлениями последние извилины в голове плешивого дохлятика?!
К тому же, слишком много нужно было обмозговать.
Видимо, потому и свечение, как заметил я, в котором светился улыбочкой «косоворотный» Юноша, стало блекнуть, а это, как знал уже по прошлому опыту, предвещало наше расставание.

Стой! ― крикнул я, из последних сил продрав зенки, всем сердцем надеясь его задержать, уж очень мне хотелось задать на сей раз последний вопрос.
И действительно, свечение опять вернулось к прежнему состоянию, и Юноша в ожидании с подозрением прищурился.
Почему я, то есть, почему мне такое выпало, ну… всё это… и ты вот?..
«Не торопи событий. Скоро всё поймёшь. Судьба такая. Сам всему тому причина», ответил Юноша более серьёзно и, не взирая на то, что я раскрыл рот ещё что-то сказать или спросить, быстро затух, что мне только оставалось в бессилии хлопать глазами, пытаясь оживить его присутствие.
Не получилось.

Тфу ты, совсем запутался, кто с кем говорит, и кто кому объясняет!.. То ли я ему, то ли он мне… А если я ― это он, а он ― это я, то почему тогда какой-то тот мой «Я» не хочет с собой, то есть мной, или ним, или… В общем, почему не пожелал больше сегодня общаться, а-а-а?...
Нет, постой, или это он с ним, то есть со мною он, нет ― я сам с собою не желаю… А может…

Застыв в позе задумавшегося демона, наподобие известной картины или скульптуры, только забинтованный в одеяло и в нахлобученной шапчёнке, я, видимо, так мямля и отключился под утро, а очнулся лишь к вечеру и долго не мог сообразить, почему валялся замёрзший и посиневший на полу в довольно интимных объятиях с топором?…
Но надо было приходить в себя, обогреться, подкормиться, чем Бог послал, осилить хозяйственные дела и ― я это прекра-а-асно помнил! ― готовиться к Причастию и Освящению своего жилища.
И тут пронзила вдруг мысль: а с понедельника до воскресения как быть?!
Вопро-о-ос…

…Однако за всю неделю ничего такого особенного не произошло, если не считать, что образ жизни всё-таки изменился, то есть, согласно известной песне, просто лопата сломалась, прекрасная маркиза.

Если раньше можно было беспечно проживать дни, посвистывая себе да приплясывая, когда на хуторе и на работе в лесу никто ничего не видит, то теперь постоянно ощущался зоркий посторонний глаз откуда-то из-за облачка, из-за дерева, из-за печки, из-за собственного плеча, неизменно отслеживающий ка-а-аждый мой шаг, записывающий в записную кармическую книжку не только все мои непригля-я-ядные дела, но даже и неправильные мы-ы-ысли!..

Иначе говоря, Госпожа Совесть, потирая белоснежными ручками с розовыми ноготками, крепко взяла меня в оборот.

Если раньше вытворял, что хотел, и как хотелось, то после Очищения Водой почему-то совсе-е-ем не хотелось загрязнять своё сознание всякой мысленной и чувственной чепухой, то бишь грехом.
Видимо, любвеобильный батюшка от души вмазал мне в лоб и залил в уши елей христовой Любви, что когда нечаянно наступил на хвост раскляксавшемуся у двери псу, заскулившему так, что ворона от неожиданности чуть с сердечным приступом не кувыркнулась с крыши в сугроб, то из глаз моих, не в пример с прошлыми пинками, которыми обычно сопровождались подобные ситуации, полились столь обильные слёзы жалости и умиления к бедному животному, что даже валенки на ластах моих отсырели, а блохи псиные, не теряя времени, уплыли брасом подальше от грязной шкуры его…

Кровь из носу, но необходимо было эти несколько дней сохранить непорочность моей души в чистоте и покое, чтобы к воскресному Причастию как-то незаметно подползти незапятнанным хотя бы перед всевидящим оком добрейшего, но не в меру грозно справедливого нашего батюшки.

Однако, вездесущие черти, как назло, были начеку, когда Бог подрёмывал в моей жалкой, неокрепшей ещё в невидимых простым глазом баталиях, душонке.
И находили же они самый неподходящий момент для подлости так искусно, что как бы я ни ограждался Крёстными Знамениями, как бы не глядел на землю, осторожно передвигая свои косолапые ласты, опустив глаза ниже пупка между ног, как бы не шевелил отвислыми ушами во все стороны, всё равно не мог предугадать всех козней рогатых и хвостатых тварей этаких!..

Казалось бы, что такого особенного растопить печь? Да ничего такого. Ан не-е-ет…
Прежде чем зажечь спичку и поднести её к уложенным в топке бумаге и мелко нарезанным сухим лучиночкам, сперва нужно было выполнить ряд предшествующих этому священному процессу действий.
То есть, сперва, например, накинуть на себя хотя бы вон ту-у задрипанную шубейку, что на гвоздике у двери, чтобы выйти на улицу в трескучий мороз и принести дров из поленицы. Но оказывается, что петля у воротника так накручена чертями собачьими, что шубейку совсем не про-о-осто снять одной рукой с гвоздя, изогнувшегося вопросом, ибо другая, как обычно, усердно чешет поясницу…

Спокойно, только без нервов, уговариваешь сам себя, и пытаешься понемногу раскручивать шубейку в нужном направлении, но, через пару другую оборотов, понимаешь вдруг, что крутил не в ту сторону…
Очень споко-о-ойно, но, как-то незаметно для себя, уже сопя пуще прежнего крыльеподобно раздутыми ноздрями, всю операцию по раскручиванию шубейки на ржавом гвозде повторяешь в обратном направлении…
Конечно, рука обязательно немеет, кровь понемногу закипает и в самый момент, когда уже решил, что достиг цели, оказывается, перекрутил лишка!..

Рука же, нежно почёсывавшая поясничку, замирает, зрачки глаз слипаются у переносицы, нижняя челюсть отвисает и, подобно ящику письменного стола, легко выдвигается вперёд, освобождая проход, чтобы, где-то изнутри проснувшийся и всё агрессивнее поднимающийся вулкан бешенства не встретил никаких препятствий, когда будут изрыгаться отборные звуковые нечисто-о-оты!..

Именно в этот момент, до толе притаившиеся, бесы выскакивают из под лавки в тёмном углу и виртуозно накидывают на вцепившуюся ― в не менее онемевшую от страха шубейку ― посиневшую руку мою арканы из своих крысиных хвостов, чтобы рука дёрнулась вниз и петелька оторвала-а-ась, а сам я, с отборными проклятиями, конечно, потерял равновесие и поцеловался с дверным косяком, да так сильно, что губы распухли и отвисли, как у взасос целовавшегося под луной верблю-ю-юда!..

После этого достаётся всему неодушевлённому, что попадается под руку, а Госпожа Совесть со своим другом Стыдом, почему-то опять исчезают из поля зрения моей бессмертной души…

Только когда всё-таки выкатился, наконец, полуголый на улицу и некоторое время, к великому удивлению всенаблюдающей вороны, поторчал распухшим «фейсом» в том самом сугробе, чтобы остудить боль и успокоить вулкан, появились и Госпожа под ручку со Стыдом.

Вдохнув морозного воздуха и окончательно успокоившись, ужаснулся своей уязвимости, а выдержать предстояло ещё несколько деньков…