КНИГА ВОРОНА. том3. ИСПЫТАНИЕ

«В момент соединения Огня Сознания с Огнем Мысли

практикующий видит вспышку Света,

как бы в глазах, перед глазами

и внутри себя»

(«Калагия»)

I

Вот так, однажды громко сказал Игорь, бросая карандаш на книгу, самодовольно откидываясь на спинку стула и со скрипом покачиваясь!

Он испытывал большое удовлетворение, что, как ему показалось, подобрался, наконец, ко многим, пусть и не ко всем, эзотерическим Ключам для понимания скрытого Смысла святых Писаний религий и Мифов всевозможных чисто народных верований, да и к некоторым Тайнам непредсказуемой Жизни. Но сам и осёкся: не гордыня ли это?!..

Игорь давно, чуть ли не с детства испытывал странно непреодолимое желание изведать край Бытия, ограниченного для него ночным звездным небом. Обитая на каникулы в деревне у Деда с Бабушкой и лежа ночью на стоге свежесобранного сена с засунутыми ладонями за голову, он не мог оторвать взгляда от далеких звёзд, от безмолвно плывущих по небосводу светящихся точек-спутников... Он силился своим детским умом представить себе, где и как кончается эта россыпь мерцающих звезд, но ум за разум заходил и, упершись в невидимый рубеж непостижимой Беспредельности, так и засыпал с нахмуренным бровями…

Сознание Игоря и с годами не успокоилось, но никто не мог ничего вразумительного ответить на его вопросы о Беспредельности Бытия и ЗАЧЕМ ВСЕ ТО, что наблюдал он, как только наступала ночь, и зажигались звезды? И ЗАЧЕМ ЖИЗНЬ, если впереди ― смерть?!.. Наивная школьная программа астрономии его совсем не удовлетворяла, и никто не мог дать ответ на его каверзные вопросы о жизни и смерти.

Но Игорь чувствовал, что ответ есть, только, видимо, он пока этого не ведал, что только пока не нашлось никого, кто бы рассказал, кто бы ответил на все мучившие его неземные проблемы…

К сожалению, Родители и школьные учителя раздражено отмахивались, советуя больше внимания обращать не на звезды, но на земную жизнь.

Конечно, Игорь не был чужд всему тому, что переживает любой человек в свои детские и юношеские годы. Он так же играл со сверстниками, радовался и страдал, постигал жизнь и разочаровывался в ней, учился в школе и с нетерпением ждал окончания уроков, выходных дней и каникул. Он не любил школу и тех правил, которые даже в малой мере ущемляли его свободу действия и самостоятельность мнения.

Только Дед его, слывший среди местных провинциальных жителей Мудрецом, которого он очень любил и к которому неизменно приезжал на все каникулы, казалось, в какой-то степени понимал слабо скрываемые терзания Игоря. Он все чаще и чаще стал беседовать с Внуком, рассказывая разнообразные случаи из своей переполненной необычными приключениями жизни.

Оказалось, что и сам Дед в своё время мучился такими же вопросами без ответов! Дед, родившийся одним из средних детей в многодетной католической семье, тоже считался чудаком ― «не от мира сего». Но Бабушка, догадываясь о чем Дед беседовал с Внуком, посмеивалась над ним, наскоро осеняясь Крестным Знамением, иногда раздражённо выговаривая, что мол «опять блаженствует старый».

Сам Дед не посещал местный деревенский костел и шутил над своей женой, на Пасху и Рождество проводившей всю ночь в местном храме. Тем не менее, он соблюдал религиозные предписания, хотя, будучи убежденным вегетарианцем, в Посте особо не нуждался. Часто Дед доставал из шкафа и почитывал Библию, изданную огромным томом и с потрясающими воображение молодого Игоря гравюрами Гюстава Дорé. Дед объяснял ему о Смысле жизни Иисуса Христа, которого очень почитал, но никогда не навязывал религиозности Внуку, не в пример Бабушке, которая без конца заводила разговор с Родителями Игоря, чтобы его «окрестить» в костёле. Но Мать Игоря, Русская по национальности и родом из кубанских Казаков, еще после национально-освободительных восстаний XIX-го века расселенных семьями в непокорном прибалтийском краю для устрашения местных жителей и для поддержания царского порядка, искренняя коммунистка, даже слышать ничего подобного не хотела, и запрещала Сыну слушать дедовы «бредни».

Когда же Дед умер, отпевали его все-таки в католическом костёле под органную музыку и «Аве Мария». А Игорь, будучи уже старшеклассником, и, стоя в стороне от остальных родственников в тени храмовой колоны, вспоминал рассказ Деда, как он, подобно Древним «Язычникам», на Праздник Равноденствия Ивана Купалы, в полночь в лесу искал таинственный Цветок Папоротника!.. Дед рассказывал, как однажды в такую ночь окружил Папоротник освящённой веревкой и в этом кругу ожидал появления Цветка... Было много искушений и ужасов, но Дед выдержал… И увидел он, и случилось с ним нечто, о чём так и не успел толком рассказать Внуку своему… Помешала рассказу тогда Бабушка, в самый неподходящий момент сердито крикнувшая в раскрытое окно, что корова оторвалась от привязи и вытаптывает огороды. Но скорее всего, тогда ещё не время было говорить Игорю о Тайнах Мироздания и самого Человека в частности…

На всю жизнь запомнил Игорь выражение на лице Деда, когда он рассказывал о той чудесной летней ночи. И на всю жизнь запечатлелось в непривычно для обывателей беспокойном Сознании Игоря, что Дед познал некую Тайну, которая не преподаётся и не раскрывается в школе, университете или даже в «духовной» семинарии, и которая, как стеариновая свечка, не покупается в храмах, даже не передается словами, а ПРИОБРЕТАЕТСЯ каким-то собственным Трудом! Но вот каким и как, об этом Игорь, по юности лет, тогда ещё не мог сообразить.

II

Однако, от продолжения учёбы после средней школы Игорь наотрез отказался, не взирая на грозные увещевания Отца и не обращая внимание на истерики Матери.

В армию его служить не взяли по причине перенесенной в детстве болезни сердца, и Игорь оказался перед Выбором, как дальше жить.

На удивление Родителям и всему его дружному родственному окружению, Игорь сам по себе был довольно замкнутым, и никогда не посещал никаких увеселений, без которых обычно не мыслят себя молодые люди. Он был высок, красивого атлетического телосложения, не дурен лицом и, как выразился один писатель в своей книге, с «крупным породистым носом», и более разбитные девушки, хихикая, часто вводили его в смущение.

Сам он, конечно, украдкой заглядывался на хорошеньких, но скромных девушек и даже искренне влюблялся в некоторых из них. Но ему и в голову не приходило, что с ними могут быть близкие отношения, не говоря о свадьбе и семейной жизни, которой боялся, но почему, даже сам себе не мог объяснить…

Темнее менее, когда он оказывался возле католической духовной семинарии, окруженной длинным и высоким каменным забором с красной черепицей поверху, около которого останавливался рейсовый автобус, привозивший Игоря из пригорода, он иногда подумывал о пути священника, но все же ему претило то, что католическим священникам приходится соблюдать «целибат» ― безбрачие.

Игорь к тому времени еще не знал женских прелестей, но для себя никогда не исключал с ними интимной близости. Он часто думал «о том самом» и даже представлял, как это делает, а когда просыпался в постели, мокрой от его извергшегося семени, то, кроме брезгливости, все же не без интереса вспоминал, что во сне и в момент просыпания совершено ясно слышал страстные женские вздохи, а сам он словно погружался в истому блаженства… Игорь догадывался, что это и есть тот самый «оргазм», о котором, порою с циничным смехом, когда разговор касался непристойного онанизма, говорили его безнравственные сверстники. И всё же, он всё чаще желал физической близости с женщиной…

Однако, звёздное небо из далёкого детства и некая дедова Тайна никогда не забывались, и потому для повзрослевшего Игоря всё таки существовали более серьёзные и желанные Ценности совсем не материальные и, по видимому, даже не культурные, пока конкретно не осознаваемы, но с каждым годом всё настойчивее требующие их Поиска.

Наконец, оказавшись на перекрестном огне родительских и родственных претензий и притязаний, Игорь счёл разумным покинуть привычное семейное гнездо и улететь в поисках новой жизни, тем более, что время поднять крылья совпало с началом стройки железнодорожной Байкало-Амурской Магистрали!..

Некоторое время, поработав на трассе вальщиком леса и пожив в общежитиях, в которых процветали пьянство, брань и блуд, Игорь перебрался в глухой северный таежный промыслово-оленеводческий поселок, обычно по-местному называемый «фактория».

Устроившись жить в комнатке, полученной от совхоза, и работая сперва на распиловке мотопилой дров, а потом кочегаром сразу в двух котельных, он имел достаточно свободного времени, чтобы предаться чтению и кое-каким исследованиям, отмечая про себя, что не физический труд, но именно занятия за письменным столом его радует больше всего.

Нужных ему книг в местной библиотеке, конечно, не хватало, и Игорь, с помощью пожилой заведующей Софьи Петровны, заказывал книги из краевой библиотеки.

Заведующая поселковой библиотекой была женщиной не только начитанной и образованной, но и умудренной жизнью. Они вместе проводили долгие вечера в библиотеке, разговаривая по началу на любые темы текущей жизни. Но потом как-то незаметно определился предмет, интересовавший обоих ― история, постепенно конкретизировавшаяся в исследование этнографии Древних Славян.

Понемногу корни двух Народов у Игоря и женская Интуиция с некоторой способностью к Прозорливости у Софьи Петровны, сделали их единомышленниками в том, что касалось не только культуры Славян, но также их Мировоззрения, следовательно и мистицизма с постепенным уклонном не только к разговорам об Истинной Духовности, но и всё более настойчивому её Поиску с его стороны...

III

С самого начала их знакомства Софья Петровна заметила, что Игорь был не новичок в вопросах этнографии.

Родившись в прибалтийском краю, где время от времени проявлялись националистические настроения, ему часто приходилось слышать нелесные высказывания о Русских. Даже его чистокровный Литовец Отец, не взирая на национальность своей любимой жены ― Матери Игоря, пусть и давно «облитовленной» кубанской Казачки, но всё же сохранившей свое этническое достоинство, тем не менее, позволял себе неприятные для неё высказывания не только о России, но и Русских.

Но Игорю, выросшему среди местных жителей, владевшему их языком, который был для него родным, учившемуся в литовской школе, всё-таки не нравился проявляющийся иногда дух национализма даже в их Семье.

И вообще, Игоря просто коробило всё, что возбуждало неприязнь между Народами, будь то Русские или Литовцы, Евреи или Немцы, Индейцы или Европейцы, Северные Национальности или пришлые за длинным северным рублем «шабашники»…

Потому, живя ещё с Родителями, Игорь перечитывал множество специальной литературы, чтобы, наконец, выяснить детали появления Балтов и Славян и достойно ответить тем, кто в его присутствии высказывал свои националистические претензии.

Игорь прекрасно видел, что сами Литовцы как после восстания в XIX-ом веке, утопленного в крови генерал-губернатором Муравьевым, прозванным Вешателем, так и после сталинских репрессий, когда людей ссылали в Сибирь или даже сжигали в соломе, никогда не признáют себя родственными Славянам, особенно Русским, придумавшим и распространившим свой казарменный социализм. Тем не менее, переписывая от руки множество цитат из этнографической литературы, сопоставляя факты и «научные» гипотезы, но больше полагаясь на свою Интуицию, и никогда не забывая о том, что рассказывал Дед, всегда помня его осенённое лицо, когда он говорил о Цветке Папоротника, Игорь полагался не столь на умственную логику, сколько надеялся на некое Озарение, предсказанное Дедом. Потому, кроме изложенного в книгах явного текста, он пытался читать и между строк, так как общение с мистически настроенным полухристианином-полуязычником Дедом для него не прошло даром.

Конкретно сама затасканная светская мистика, как и общепринятая религиозность, Игоря мало задевала, но не обращая внимания на то, что ему приходилось слышать предупреждения врачей о симптомах психических расстройств, тем не менее, без страха и предвзятостей замечал, что иногда и он сам слышал некие «голоса», словно радиоприёмник за стеной!.. В другой раз он пытался что-нибудь понять из потока слов, но пока ничего не получалось.

А порою бывали даже удивительные мгновенные Прозрения в какое-то иное Бытие, когда одновременно видел потрясающие образы и даже сюжеты, случайными кадрами накладывавшиеся на реальность обычной жизни!.. Иногда ему снились поразительно ясные Вещие Сны, а то случались непонятные Встречи со странными Людьми, вдруг появляющимися и исчезающими, но сам Игорь никогда не провоцировал подобных ситуаций. Они, как ему казалось, возникали сами собой. Но почему, задавался он вопросом?..

Видимо, не спроста для Игоря так уж сложилось, что Настойчивый Поиск ответа о происхождении Славян и Балтов задействовал Интуицию, и он замечал то, что ни в каких книгах откопать было невозможно. Всё-таки дедова наука во всём видеть в первую очередь Духовную Суть вещей не прошла для него даром, и он замечал и постигал то, что сокрыто не только от толпы, не только от «учёных» интеллектуалов, но даже от церковников!.. Единственно, что поначалу его угнетало, что не имел возможности ни с кем поделиться своими открытиями. Но не сказал о том и националистам, как того мстительно желал.

Лишь оказавшись на Севере и общаясь с Софьей Петровной, Игорь, наконец, испытал приятное Чувство сопричастности к Тайне! Он радовался общению с Единомышленником и даже для самого себя раскрывался перед ним неожиданной стороной своего характера... Но в то же время боялся показаться слишком навязчивым и нудным, боялся надоесть, чтобы не потерять общения.

Однако Софья Петровна, как человек прозорливый, догадалась, что Игорь слишком раним, и по-матерински бережно относилась к его чрезмерной скромности, определявшей и некоторое его самолюбие. Она замечала, что Игорь мало общается с людьми, ограничиваясь работой, что лишь по необходимости посещал магазин. Она видела, что Игорь не наведывается в клуб и не заводит подружки, хотя и замечала его беглые взгляды, когда в библиотеку заходили девушки. Кроме общения с Софьей Петровной, Игорь довольствовался заботой о щенке местной лайки, такого же белого мастью, как и сука-мать. Щенка ему за бутылку дешевого вина отдал похмельный оленевод, заехавший «отовариться» в магазине.

Потому Софья Петровна, как женщина и мать своих уже взрослых детей, оставшись в одиночестве в далекой фактории, воспринимала скромного, интеллектуально очень развитого, целеустремленного, но в то же время как-то странно беспомощного Игоря всё более и более близким человеком. Видимо, общение с Игорем в некоторой степени заглушало ей тоску по дочери и сыну, проживавших уже со своими семьями и трудившихся «на материке».

Софья Петровна, «тянула лямку жизни», как она выражалась, в одиночестве после неожиданной гибели мужа в тайге, но среди людей посёлка пользовалась уважением. К ней обращались за советом, делились своими невзгодами и проблемами, что только прибавляло ей житейского опыта. Потому и в рассуждениях Игоря, и в жизни его она находила бреши, порю им неосознанные, но иногда и тщательно скрываемые. И хотя ранимый Игорь не любил говорить о себе, но Софья Петровна деликатно и незаметно все же направляла его мысли в ему же нужное русло.

Может потому, испытывая доверие к Софье Петровне, Игорь в этнографических исследованиях и беседах стал больше внимания уделять не конкретным фактам, как следствию, но невидимой Причине, которая ему, впрочем, не определяла в будущем никаких дивидендов: ни финансовых, ни учёной степени, ни славы… Хотя, как Софья Петровна понимала, ни то, ни другое, ни третье Игоря не волновало.

Она только по-матерински удовлетворенно поглядывала на непосредственного по-детски и блаженно искреннего Игоря, когда в очередной раз он увлеченно касался любимой темы и с блеском в глазах излагал свои рассуждения о происхождении и взаимосвязях Древних Славян и Балтов. И Софья Петровна всякий раз отмечала, что рассказанное Игорем не лишено не только логики, подкрепленной фактическими научными сведениями, почерпнутыми из многочисленных печатных источников. Но, что более важно, необычное Понимание Игорем Жизни было как бы обрамлено тем шармом мистической или Духовной таинственности, почувствовать, понять и осознать которую способен лишь Человек, Свободный как от догм материализма, как от догм извращенной религиозности, как от всеобщего мнения, так и от собственной корысти, чем в некоторой степени и обладала Софья Петровна. Но ни она, ни сам Игорь не предполагали о последствиях их увлечённых Поисков и бесед…