Глава 21. Система (часть 1)

«Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни,

во все дни суетной жизни его, которые

он проводит как тень?»

(«Библия»)

I

 

До того, как Вадим потерял пусть и не любимую, но всё же работу, обеспечивавшую его безбедным существованием, он, как ему казалось, был основательно подкован эзотерическим знанием, чтобы и в письмах, и при встрече с легкостью полемизировать с «посвященными» о необходимости сатаны для искушений и испытаний человека.

Однако, первой реакцией Вадима, вдруг совсем позабывшего про «необходимого» сатану и оказавшегося не у дел, было сильнейшее возмущение, как он считал, несправедливостью случившегося! Его просто нагло и подло обманули, но при этом, предъявляя ему объяснения о какой-то целесообразности для строительной организации, в которой он честно трудился несколько лет!

Тем не менее, никакая справедливость и никакое возмущение не воздействовали на чиновничьи закостеневшие сердца, и уже следующим утром Вадим лежал в постели до полудня, размышляя, чем заняться, чтобы прокормиться…

Пока не было проблемы с работой, он и не задумывался, КАКОЕ впечатление от безработицы! Он как-то незаметно для себя жил и трудился для прокормления, как все нормальные и обычные люди, дожидаясь конца трудового дня, чтобы заняться тем, что действительно его интересовало и никогда не нуждалось в выходных днях ― чтением эзотерической литературы.

На стройке плотником Вадим не филонил, и даже считался мастером своего дела. Но самому себе всё же признавался, что будь он материально обеспечен, ни в жизнь бы не брался за топор или рубанок, предпочитая с головой погружаться в то, что его без остатка стало занимать после тридцати лет ― в изучение Тайного Знания о Мироздании.

Лёжа в постели, Вадим вспоминал детали своих изначальных поступков, анализируя и предполагая, как всё иначе могло сложиться в его жизни, если б в тот или другой момент поступил по велению своего Сердца ― по Божиему Импульсу, о котором столько читал, а не по корыстному уму своему и лишь потому, что так принято в людском обществе…

 

II

 

Ещё ребенком Вадим рос бойким и весёлым, всегда был заводилой в играх, и с его мнением считались и во дворе и в школе, даже когда учился уже в старших классах.

Крепкий телом, он, тем не менее, не воспринимал спорта, как соревнования между людьми, хотя любил поиграть в футбол или волейбол. И всем Сердцем не признавал бокса, как он выражался ― «мордобоя для тупоголовых», испытывая отвращение от одного только вида болельщиков вокруг ринга. Однако он уважительно воспринимал те восточные единоборства, которые основаны на Философии Добра и Жизни.

Вадим и сам не любил драться, и первый раз основательно его потрепали будучи уже в седьмом классе, когда, выходя из школьного туалета, нечаянно наступил на ногу известному хулигану из старших классов… После, глядя в зеркало на фиолетовый «фингал» под глазом и потирая сильно болевшие скулы и челюсть, он впервые с удивлением размышлял о причинах человеческой агрессии, пытаясь понять, почему сам он не в состоянии причинить физическую боль человеку?

И ведь сверстники не считали его трусом, так как в походах по лесам или во время сплава на лодках по порожистым рекам, Вадим первым принимал на себя опасность и всегда больше пёкся об удобствах товарищей, нежели о себе. Быть может, именно его Альтруизм и обеспечивал ему лидерство среди сверстников, негласно признававших его Надежность.

Тем не менее, и Вадиму пришлось ударить человека, когда дело касалось не лично его самого, но благополучия многих людей... И всё же, он прекрасно понимал, что никогда в свой удар не вкладывал полной силы, никогда не испытывал ненависти к противнику и тем более жестокости. Но сам себе удивлялся, что в драке обладал какой-то потрясающей реакцией, которой никогда в себе не вырабатывал ни на каких тренировках!.. Это качество собственных Способностей он особо отметил, оставив для будущих размышлений, но о которых смутно догадывался, хотя тогда ещё и не мог определить их значение.

После же окончания среднеобразовательной школы, против ожидания учителей и Родителей, полагавшихся на его сообразительность, таланты и аттестат зрелости с прекрасными оценками, Вадим не стал учиться дальше, считая, что жизненные университеты и важнее, и интереснее. А так как в армию его не брали из-за многочисленных ушибов и поломов костей, полученных им во время опасных туристических походов по горам, то после долгих препирательств с Родителями, он оказался в Восточной Сибири на берегах прекрасной таежной Реки в Эвенкии.

Вот тогда-то ему и пришлось хлебнуть «жизненных университетов» полным ртом!

 

Конечно, в столице северного национального округа общежительская жизнь в мужском обществе с его пьянками, многоэтажным матом и бесстыдным блудом с местным вольным «женским персоналом», многих слабеньких духом парней засасывала безвозвратно. Но Вадим не поддавшись ни первому, ни второму, ни третьему, избежал и четвёртого ― жажды наживы большими деньгами с северными надбавками и коэффициентом.

По началу, работая на стройке разнорабочим, его устраивала любая зарплата, так как тратиться особо не на что было. Чтобы не слыть «жмотом», Вадим в строительной бригаде складывался со всеми «на пузырёк», а то и не один, но для себя требовал лишь хорошей еды и конфет. Работяг это вполне устраивало и прибавляло уважения его авторитету честного и трудолюбивого парня. Сам же Вадим, насытившись и дождавшись, когда остальные охмелеют до такой степени, что дальнейшие шутки и разговоры для него становились бессмысленными, удалялся или в местную библиотеку, или бродил по тайге, восхищаясь девственной Природой.

Сидя на каком-нибудь скальном обрыве, он мог часами смотреть на горизонт, слушать крики птиц, наблюдать за качавшимися от ветра лиственницами, впитывая в себя первозданную прелесть!..

Вадим и не предполагал, что Восточно-Сибирскую тайгу он полюбил основательно и навсегда. И не только тайгу.

 

III

 

Как-то однажды, Вадим с малокалиберной винтовкой на плече набрёл в тайге на стойбище Эвенков, живописно расположенное около устья небольшого ручья, впадавшего в широкую Реку.

Продравшись через густой тальник и выйдя на чистый галечный берег, он от удивления даже присел на валун, засмотревшись на открывшийся его взору поразительный пейзаж с двумя островерхими чумами, рогатыми северными оленями, кострами-дымокурами и расположившимися под разлапистыми лиственницами узкоглазыми Людьми, занимавшимися своими обычными бытовыми делами: изготовлением ловушек-черканов, вышивкой бисером, выделкой шкур… И во всём этом первобытном зрелище на фоне огромной скалы Вадиму вдруг почудилось нечто такое, что глубинной Памятью засвербело в его Сердце!.. Глядя на это великолепие, он словно отключился от действительности, позабыв про двадцатый век, про новостройки, про космические корабли…

 

Пораженный своими Чувствами, Вадим даже не сразу сообразил, что на него с лаем бросились огромные псы-лайки, учуявшие чужака и предупреждавшие хозяев.

Пришлось вскочить и замахнуться винтовкой, чтобы избежать острых клыков, но из под лиственниц донесся властный мужской окрик на непонятном Вадиму эвенкийском языке, и псы как-то вмиг успокоились и уже совсем безразличные к чужаку побрели к дымокурам вместе с оленями спасаться от полчищ комаров и мошки.

Вадима пригласили к небольшому костру, и когда он поздоровался, предложили закопченную алюминиевую кружку чёрного как дёготь чая с кусками колотого сахара.

Никто из присутствовавших Эвенков его не спрашивал, кто он, откуда, зачем и куда, продолжая свои занятия. Но когда Вадим выпил чай и поставил кружку на низенький столик, её опять наполнили чаем и к тому же ещё поставили помятую алюминиевую миску с большими кусками мяса, как он потом узнал, лосиного!..

Проголодавшийся Вадим съел и выпил всё, что ему было предложено, помня из книг о путешествиях, что нельзя обижать гостеприимных хозяев-аборигенов небрежением к их пище. Но когда он понял, что кружка без конца будет наполняться чаем, то пришлось сообразить перевернуть её вверх дном, и столик без лишних разговоров тут же был убран, а такой простой таёжный этикет приятно поразил Вадима.

Когда он, наконец, набив свою трубку-носогрейку махоркой и закурив её, заметил большой интерес к ней древнего седого старика, Вадим тут же предложил ему свой суконный мешочек с махоркой и аккуратно сложенную газету для самокруток. Все остальные мужчины весело присоединились к древнему старику и сноровисто и без ложного стеснения свернули здоровенные «козьи ножки». И уже все вместе непринуждённо и похихикивая благоговейно затягивались сладковатым махорочным дымом!.. После этого завязалась раскованная, но тактичная беседа.

 

Странное дело, но Вадим, пробыв в стойбище охотников-промысловиков два дня, не ощущал себя среди них чужим!.. Более того, эти таежные жители каким-то особым свойством своих Сознаний, не испорченных технократической цивилизацией корысти и суеты, поняли, что он НЕ ТАКОЙ, как остальные пришлые «с материка» на Север рвачи, думающие только о длинном рубле, что он появился в этих далеких краях именно «за запахом тайги», как поётся в известной песне… И Вадим тоже почувствовал благое расположение к нему этих таёжных Людей.

В общежитиях Вадим наслушался нелепых анекдотов «про чукчу» и издевательских рассказов о Северных Национальностях, про себя возмущаясь столь низменным бытовым расизмом. Ему даже обидно было, что с юности им уважаемые сородичи Старца Улукиткана в прекрасных приключенческих книгах Федосеева, неоднократно спасавшего экспедиции в дальневосточных горах, удостаивались насмешек от пьяных и невежественных парней, которые на гулянках после зарплаты и аванса сами себя с помощью алкоголя добровольно превращали в действительно грязных животных!

Конечно, Вадим видел в Северных посёлках разных по характеру людей и среди национальных меньшинств тоже. Но человеческие грехи и пороки для него не разделялись ни по образу жизни, ни по цвету кожи, ни по роду занятий или занимаемой должности. Он прекрасно знал, что это стойбище у скалы оказалось просто идеальным его восприятию, но это не значило, что в другом месте и другие люди окажутся столь же идеалистичными. Случалось всякое в стойбищах Таёжников и Тундровиков на бескрайних сибирских просторах, так как пороки цивилизации, главное из которых ― пьянка, отвратительным и беспощадным спрутом охватывали всё большее число людей национальных меньшинств, быстро привыкавших к технике, бензину, магазинам, но не обладавших иммунитетом к алкоголю. К сожалению и негодованию Вадима, принципиально никогда не употреблявшего алкоголь, спирт и водка на Севере лились рекой по любому поводу и без повода…

Потому, в трезвом стойбище у скалы Вадим впитывал в себя всё то хорошее, что он мечтал увидеть, читая книги Федосеева, Рытхеу, Авсеенок, Симченко и многих других Писателей, Журналистов и Этнографов с большой буквы!

Это стойбище и его Люди на всю жизнь врезались в Память Вадима, как эталон прекрасного первобытнообщинного бытия, к которому, как оказалось, он всегда бессознательно тянулся, не находя настоящих жизненных ценностей в так называемом «цивилизованном мире», в котором ему не по своей воле пришлось родиться и долгое время существовать.

Но Вадим всё же понимал, что ему самому стопроцентным таёжным жителем уже никогда не быть… Он сожалел, что его интеллект уже отравлен вирусом цивилизованного воспитания, что он не впитывал с молоком матери того, чем обладали истинные Таежники… Он огорчался, что даже эта промерзшая шестидесятиградусными зимними морозами земля, как бы он её ни полюбил, всё таки никогда не откроет ему того, что способны постичь лишь родившиеся в её лоне таёжные Люди, пот и кровь Предков которых впитались в неё и питали её, а она, в свою очередь, давала невидимые глазу Соки Жизни Эвенкам и Якутам, Нганасанам и Селькупам, Ненцам и Чукчам, ведущим свой традиционный образ существования оленеводством, рыболовным и охотничьим промыслом!..

 

И тем не менее, Вадим в таёжном стойбище старался принять в себя то, чего уже никогда не найдёт на своей Родине в центрально-европейской России с её полуразрушенными «неперспективными» деревнями, спившимися и проворовавшимися колхозниками и совхозниками, растерявшими и свой национальный образ жизни, и даже связь со своей землей, поддавшись искушениям городских прелестей и оболваненных информацией через радио и телевизоры. Он не признавал национальных нарядов и фольклора лишь на сцене или «по ящику», потому искренне любовался эвенкийскими вышитыми бисером меховыми одеждами и изделиями, которые каждодневно использовались по назначению.

Он не мог без трепета в Сердце заснуть в чуме, оформленном изнутри цветными тканями, вышитыми подушками и спальниками, развешанными «малицами» и «бокарями»… Вадим любовался, как Женщины-Эвенкийки ловко управлялись с котлами у костров, даже не имевшие представления о благоустроенных квартирах с водой из кранов и газовыми плитами… Эти Люди не обладали особыми материальными ценностями, зато были полны тем, чего не хватало Вадиму в цивилизованном обществе: Простотой, Скромностью, Сердечностью к человеку, Самопожертвованием, Искренностью, Честностью, Бескорыстностью. Они обладали, быть может, даже какой-то детской Непосредственностью, о которой, как ему ещё в юности случилось однажды услышать от проходившего мимо их усадьбы паломника-христианина, цитировавшего своё святое Писание:

«В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном…» («От Матфея святое Благовествование»)!

 

…Да, размышлял лежавший на постели оказавшийся безработным и озлобившийся Вадим, именно большой дефицит детской Непосредственности ощущается в так называемом «цивилизованном» обществе, создавшем вампирическую систему подавления Индивидуальности. И это техникой развращённое и извращённое общество со словами о благе народа, лицемерно и нагло высасывает людей из провинции, превращая её лишь в материального /газом, нефтью, продуктами/ и энергетического /психикой/ донора для неуёмного потребления и ублажения своих городских безумств!

Воистину, сам злобствовал Вадим, припоминая весь окружавший его негатив, что уже

«Все движения общества в своей алгебраической сумме ведут к убийству, самоубийству, или ужасным страданиям в различных иногда респектабельных формах» («Миры и тени»),

а представители такого «цивилизованного» сообщества

«…коварные враги друг другу и Природе, какие бы маски дружелюбия на них ни были бы надеты, в какой родственной связи они бы не состояли» («Миры и тени»)!

 

И вот сам Вадим, со всей своей эзотерикой и, как он считал, при всей своей Трезвости, Честности, Искренности, даже до какой-то степени и детской Непосредственности, оказался высосанным и выброшенным этим вампирическим обществом-спрутом на свалку жизни, как использованная и ненужная вещь!

Потрясённый, он не мог успокоиться… Он в постели переваливался с боку на бок, пытаясь заснуть, но обида, словно червь, причмокивая грызла сознание нервничавшего «эзотерика», не давая покоя, провоцируя на изрыгание мысленных проклятий…

Чтобы совладать с бушевавшими в нём неприятными и неконтролируемыми мыслями, Вадим пытался упорядочить их приятными Воспоминаниями. На всю жизнь запомнился ему удивительный весенний вечер у Полярного Круга…