Скитания Ворона

Глава II

Первое, что удивило молодого Ворона, когда он вышел из самолёта, так это непривычно крепкий сорокаградусный мороз, а когда прогуливался по улицам в поисках гостиницы, - что обычные вязанные рукавицы не пригодны, но требуются, как заметил он на руках прохожих, – толстые и очень такие меховые!

Перед тем, как поздним уже вечером заснуть в общем номере деревянной двухэтажной гостиницы, молодой Ворон, не взирая на множество впечатлений от того, что пришлось впервые наблюдать вокруг себя, тем не менее, обдумывал план своего дальнейшего пребывания в этом небольшом столичном «посёлке городского типа», дымившем множеством труб котельных и домов.

Ибо в первую очередь, не имея никакой конкретной профессии, кроме как работы с лопатой на стройке – бери больше, кидай дальше, то надо было не только устроиться на работу хоть где-то и хоть кем-то, но чтобы обеспечить себе и проживание. Стало быть, требовалось место в общежитии, а существовали таковые там вообще или нет - не имел никакого представления. В противном случае он даже не представлял, как дальше надо будет выкручиваться из положения. Ведь возвращаться домой с позором, что не смог самостоятельно наладить своё проживание на чужбине, отнюдь не входило в его планы.

Просто мыслил он, что любая работа и хоть какое проживание необходимы ему лишь на некоторое время, хотя бы до весны, чтобы привыкнуть к новому образу самостоятельного существования, осмотреться и, главное, подготовиться к предполагаемому первому путешествию по столь необъятным и безлюдным таёжным краям.

Ибо, не взирая на усилия по закалке тела и Духа своего, однако, молодой Ворон наивно полагал, что ещё дома на Родине своей увлекаясь историей, культурой и образом Жизни как Индейцев Северной Америки, так и северных Народов России, и учась автономному выживанию в лесах средней европейской полосы с помощью лука, стрел и небольшого брезентового вигвама с костром внутри, а то и под открытым небом, он якобы достаточно приобрёл навыков, чтобы не оказаться «чечако», то есть – самомнительно-глупым новичком на Севере, как писал Джек Лондон.

Но уже в первый день своего пребывания в северном посёлке он был высмеян местными ребятишками, когда опасливо не мог обойти рычащего огромного пса, разлёгшегося спать прямо на деревянном тротуаре и притом в самом узком месте между заборами, трещавшими от крепчавшего мороза. А вот мальчишки бесцеремонно запросто пнули пса и тот смиренно и без злобы на них, но и не теряя собачьего достоинства всепонимающе посторонился.

И только спустя некоторое время молодой Ворон, к своему стыду, сообразил, что даже местные псы прекрасно разбираются кто из людей не только приезжий, но и – презренный «чечако»! Однако, ему стоило усилий перебороть себя и в следующий раз прямо сходу переступить, а то и пнуть и отогнать мешавшего проходу пса, при этом трепетно делая вид, что безразличен к животному. К его Радости и облегчению, уходя в сторону, псы принимали всё должным образом и даже не огрызались.

Но не только псы, а и долгий поиск работы с проживанием нагнал на всё ещё стеснительного молодого Ворона неуверенности в себе, пока однажды под вечер не упёрся взглядом на табличку «ПМК-607», то есть, «Передвижной Механизированной Колоны», а если попросту – строительной организации, в которой наверняка производились работы, доступные его возможностям и умению.

Участливая пожилая женщина из отдела кадров провела его в кабинет директора, где в тот момент проводилась планёрка и находилось много людей – прорабов, мастеров, бригадиров…

Сидевший за письменным столом сам директор, к удивлению молодого Ворона, пожавший ему руку, усадивший на свободный стул у стены и поинтересовавшийся, с чем тот пожаловал, то на ответ о поиске работы и проживания, неожиданно спросил:

- А на обратную дорогу домой деньги есть? – чем сразу же поверг молодого Ворона в отчаяние, что получит очередной отказ в принятии на работу.

Но, видимо, поняв по выражению лица юноши, что переборщил с вопросом, директор поправился:

- Не сбежишь?

- Нет, нет! – не сдержавшись выкрикнул юноша, а заулыбавшийся директор спросил у также развеселившихся бригадиров и мастеров, кто из них готов принять молодого и крепкого парня к себе в бригаду. К счастью, таковые нашлись. Строилась телестанция «Орбита», велись бетонные работы, а крепких парней - у бетономешалок закидывать лопатами гравий - не хватало!

И в тот же вечер успокоившийся и ликующий молодой Ворон ночевал уже в общежитии этой же строительной организации в комнате вместе с ещё с двумя рабочими, старше его по возрасту, но приветливыми парнями.

Вскоре уже более-менее уверенный в себе молодой Ворон не только спокойно трудился на стройке телестанции, но и разгуливал по посёлку, будто у себя дома на Родине, прислушиваясь к себе и радуясь тому, что вокруг виднелись заросшие редколесьем и украшенные скалами сопки, на вершину одной из которых, самой высокой, очень хотелось забраться, но мешал глубокий и рыхлый снег, а соответствующих лыж, подбитых камусом (узкими шкурками с оленьих ног), как у эвенкийских охотников, у него ещё не было, ибо таковые в местном и единственном промтоварном магазине не продавались, а сам изготовить ещё не умел.

И конечно же, он был поражён Северным Сиянием, особенно разноцветными всполохами по всему небу! Не взирая даже на трескучий пятидесятиградусный мороз, иногда выходя ночью на улицу, с запрокинутой головой и затёкшей шеей он долго любовался таинственной и абсолютно бесшумной красотой.

К тому же непривычно крепкий мороз на улице, залеплявший при вдохе ноздри, и в «общаге» не желал отступать, промораживая халтурно построенное здание и пятнами инея проявляясь на стене комнаты, в которой жил молодой Ворон. Дошло до того, что однажды примёрзли даже длинные чёрные его волосы к стене, когда он спал и, видимо, головой слишком прислонился к промороженному месту!

Но отнюдь не это смущало его, а нравы общежительской жизни.

Молодой Ворон просто не выносил даже запаха алкоголя и брезговал пьяными людьми. А пьянки в мужском общежитии, конечно же, были не редкость, а после зарплаты или даже аванса – просто обязательны, с последующим всеобщим похмельем и, не взирая на неслабые заработки, тем не менее хроническим поиском-одалживанием денег, чтобы не сосать лапу с голодухи до очередной зарплаты. И молодой Ворон оказался кладезем, к которому, как почему-то решили пьяницы, что можно было прийти, поплакаться и уйти с нужной сумой одолженных денег, вернуть которые далеко не каждый не только помнил, а то и не собирался.

Поначалу наивный Ворон верил клявшимся и божившимся проходимцам, что уж именно на этот раз каждый из них обязательно вернут долг, но вскоре ему это надоело и поумнел, глядя на то, как его кошелёк в самодельном шкафу и в рюкзаке не только не толстел от им же нелёгким трудом заработанных банкнот, но как-то однажды даже резко похудел - после воровства!..

Потому, стоило ли удивляться, что он перестал кому-либо давать собственные деньги в долг, не взирая ни на какие вопли о том, что у них «трубы горят» и впору протянуть ноги хотя бы даже без капли сивухи.

- И подыхайте! – отвечал им, поднаторевший в общении с «бичами» («бывшими интеллигентными человеками»), молодой Ворон. – Ваши проблемы, граждане взрослые мужики.

Кошелёк свой, наученный горьким житейским опытом, он стал всегда носить с собой и даже клал себе под подушку на ночь глядя.

Другая мерзость, которой никак не мог выносить молодой и ещё целомудренный Ворон, - какой-то повальный блуд и не только в общаге пьяных мужиков, но и по всему посёлку, когда в день зарплаты по коридорам общаги начинали шастать не менее пьяные бабы и девки, а за стеной ритмично скрипели ржавые кровати и охали возбуждённые бабские голоса. И уж тем более, когда жившие вместе с ним парни, однажды загуляли до того, что в пьяном угаре бесцеремонно прямо перед ним стали раздевать какую-то заблудшую, не менее пьяную, и лишь бесстыдно-похотливо хихикавшую дуру!..

Неизвестно, до чего дошло бы тогда столь мерзостное дело, но взбешённый молодой Ворон, не сдержавшись, грохнул кулаком по столу так, что подскочили и опрокинулись стаканы и бутылки с консервными банками в придачу, быстро оделся и хлопнув хилой дверью комнаты выскочил в коридор, а запнувшись вдобавок об какого-то валявшегося пьянчугу, далее вывалился и на улицу.

Долго в тот вечер гулял он по посёлку, пока не продрог окончательно. Попытался согреться, купив билет, в кинотеатре, больше похожем на дощатый сарай, но и там было ненамного теплее, судя по исходившему мощными струями пару от дыхания лишь нескольких, видимо, тоже не в ладах со своим рассудком, зрителей, закутавшихся в мехах и сонно или на грани обморока зыркавших на экран со скучнейшим в добавок фильмом.

Сидя скукожившись и дрожа всем телом, молодой Ворон какое-то время ещё силился терпеть, ублажая себя Мечтой, что уж тёплой весной-то обязательно покинет злачную общагу и ринется, наконец, на и впрямь вольные скитания, подобно героям американских вестернов, - да хоть на палке верхом!..

Ибо в его голове уже давно было сложившееся представление о настоящем Мужчине именно, как не связанному никакими семейно-родственными узами и не привязанному ни к какому конкретному месту на этой грешной земле, вольному не только своими рассудком и мнением, но и поступками с единственным лишь правилом – не причинить никому зла.

Он всегда восторгался в подобных героях мужественной красотой на их лицах, свойственных, видимо, только людям, которые благополучию, покою-неге, а как следствие, и низменным грехам и порокам, предпочитают – свежий ветер и воздух, Солнце и вечные странствия!..

Потому, все мужики, какими бы они ни были интеллектуальные, культурные и крутые в мирке повальных суеты сует, корысти, пьянства и неизменного блуда, казались ему психически ненормальными, не достойными даже жалости, про себя бескомпромиссно обзывая их «скотами», а если совсем был зол в конкретный момент, то и «быдлом».