Скитания Ворона

Глава II (продолжение)

С другой стороны, молодой и здоровый, не по годам взросло выглядевший Ворон, под взглядами симпатичных девушек, к себе искавших его внимания, порой неслабо ощущая-осознавая и в самом себе неожиданные движения волн назойливо-липкой похоти, настойчиво подбиравшейся даже до, пока ещё Искренне-целомудренной, его Души, тем не менее не мог и представить себя в скотских оргиях, подобных, как вконец уже обрыдшем общежитии.

Но ведь и не заниматься же ему было рукоблудием!

Как ни крути, но когда-то и у него должно было произойти нечто такое естественное с какой-нибудь представительницей противоположного пола. Однако, даже пред Внутренним Взором являвшийся иногда образ прекрасной богини с настороженно-мудрым взглядом, с которой так запросто на Родине расстался, не мог убедить его в необходимости какого-то семейного счастья даже со всеми вытекающими обоюдно телесными удовлетворениями. Ему неприятно грезилось только обывательское, подобно его Родителей, этакое суетливо-нудное прозябание с интересами не дальше собственного носа.

Однако, не собирался же он постригаться в монахи!

Но как бы то ни было, тем не менее и этот неизбежный, видимо, момент потери целомудренности в своей недолгой Жизни молодой Ворон представлял всё же только в обязательно романтическом свете в любом случае. Где, когда и с кем это произойдёт он даже представить себе не мог, но что это будет, и не сомневался даже.

А пока, сидя в промороженном кинотеатре северного посёлка якобы очень городского типа, молодой Ворон пытался порадовать себя и всем тем приятным, что, не взирая на окружавших его мерзость людских грехов и пороков, всё же подтверждало его чаяния о будущих романтических скитаниях и встречах с представителями отнюдь не паршивой западной цивилизации, от которой не так-то и просто было увильнуть.

Так как ещё готовясь только к отъезду на Севера, молодой Ворон, увлечённый Жизнью, культурой, бытом ещё свободных Племён степных и лесных американских аборигенов девятнадцатого века, вполне логично полагал, что и сибирские Народы им не уступали романтикой своего существования в бескрайних таёжно-тундровых просторах.

Зачитываясь как серьёзными научными книгами по этнографии именно российских северных Народов и внимательно разглядывая фото разодетых в разукрашенные цветным бисером одежды людей, а также увлечённо прочитав приключенческие федосеевские Книги про знаменитого проводника геологических экспедиций Эвенка Улукиткана, он потому и принял решение отправиться именно в столицу Национального Округа этого, заинтересовавшего его, хотя только по книгам полюбившегося ему, Народа.

Конечно, в окружном столичном посёлке не стояли ни юрты, ни вигвамы, ни чумы, и не бегали ни бизоны, ни олени. Кроме стай больших кудлатых собак-лаек и облезлой одинокой клячи, будто привидение, сонно блуждавшей между обледеневшими помойками, никакой иной живности и близко не было видно.

К тому же, молодого Ворона, привыкшего, что в небольших родных, елями и соснами вечно зелёных, европейских лесах всегда можно было увидеть косулей, зайцев и всевозможных больших и маленьких птиц, привыкших к шуму людской цивилизации, а потому довольно неприятно удивило, что когда в первый раз на самодельных снегоступах отправился, наконец-то, покорять ближайшую сопку, чтобы сверху полюбоваться бескрайними таёжными просторами, то кроме следов полярных куропаток в ивовых кустах, никакой иной живности не было, а никогда раньше не виданные им хилые лиственницы, обычно сбрасывающие на зиму хвою, казались ему печально серыми, словно обгоревшими. И он засомневался, что в таком промёрзшем и впрямь Белом Безмолвии, как писал Джек Лондон про свою Аляску, вообще возможно ему будет выжить благодаря одной лишь охоте, пусть и с помощью ружья.

Однако же, размышлял молодой Ворон, Эвенки существовали ведь именно в такой же «обгорелой» Тайге и не только благодаря лишь стадам домашних оленей? А потому с нетерпением ждал весны, когда сможет он, наконец, отправиться в первое своё самостоятельное путешествие по берегам знаменитой Угрюм-реки. Тем более, что однажды его мечты ещё более подогрела встреча на улице… с оленьей упряжкой, звон колокольчиков которой он услышал ещё издали однажды вечером, возвращаясь из продуктового магазина в общежитие!

Стоял онемевший с полной авоськой в руках и от удивления с раскрытым ртом наблюдая, как оленья упряжка подъехала к тому же магазину, из которого он только что вышел, а в расшитые бисером меха разодетый невысокий человек, небрежно бросив хорей, которым погонял оленей, каким-то особым лёгким шагом всем телом немного поддавшись вперёд, вроде как больше ступая на пальцы ног, вошёл в дверь здания.

Молодой Ворон, опасаясь спугнуть такое неожиданное видение когда-то лелеемой своей Мечты жить с действительно таёжными людьми, внимательно разглядывал пару ездовых оленей и нарты за ними, дивясь тому, что увидел, наконец, наяву то, что раньше разглядывал только на фотографиях!

Но вскоре человек в мехах вернулся к своим оленям, держа в руках бутылку водки, сунул её под шкуру на сиденье, на которое и сам запрыгнул, и ткнув хореем животных, лихо помчался обратно, откуда и появился, будто растворилось видение…

Только молодой и ошарашенный Ворон всё никак не мог тогда сдвинуться с места, долго смакуя в Памяти своей то, что только что было не на фотографии, а явью даже перед его взором неутомимого мечтателя. Ибо только такие неожиданные встречи в посёлке с откуда-то из вечерней темноты таёжных просторов появлявшимися оленьими упряжками с таинственными людьми в мехах, а также собственные приготовления к первому летнему путешествию только и позволяли ему терпеть пока своё пребывание в надоевшей «общаге» порочных двуногих существ или так называемых «бывших интеллигентных людишек», среди которых действительно нередко можно было встретить образованных, но и неслабо пропившихся даже учёных, пилотов военных самолётов, художников или музыкантов...