Скитания Ворона

Глава II (окончание)

К счастью, в те времена на Северах закон об оружии в частных руках не особо соблюдался, не нужно было специальных разрешений к покупке охотничьего гладкоствольного ружья, кроме предъявления охотничьего билета. Тем более, что и нарезного, как тяжёлых карабинов и лёгких «малапулек», так и экзотичных «вестерновских» многозарядных американских «винчестеров», каким-то непостижимым образом приобретённых, на руках пусть и у пришлого (ради больших зарплат и северного стажа для пенсий), но уже более-менее прижившегося местного мужского населения, любившего «немного пострелять в тайгах» по выходным дням, - было предостаточно. А расхлябанная местная власть на всё это смотрела, как говорится, сквозь пальцы, ибо само не прочь было неслабо побраконьерничать.

Так как уповать на самодельный лук со стрелами не приходилось, ибо игры закончились, а потому, и как бы ни было противно попирать собственные правила даже ради благородной цели, но за презренную бутылку водки легко им уговорённый заядлый охотник купил в магазине неопытному в обращении с оружием молодому Ворону не только одноствольное для лёгкости, но и малого, то есть 28-го калибра гладкоствольную «берданку», да со всеми принадлежностями – медными гильзами, порохом, пистонами, с которой он с упоением возился в свободное время, без конца чистя даже ни разу не стреляный ствол, отливая свинцовые пули, заряжая ими и дробью патроны, прицеливаясь и спуская курок пока незаряженного ружья…

Конечно, рассуждал про себя молодой Ворон, кроме ружья в таёжном походе требовалась соответствующая одежда и обувь, в том числе и плащ с резиновыми сапогами во время непогоды. Но труднее всего дело обстояло с палаткой.

Привычных же в то время туристических брезентовых палаток в виде двускатного домика он терпеть не мог. В них не только в дождливую, но и в обычную погоду всегда ощущалась сырость и для просушки помещения и вообще для тепла надо было бы тащить на себе, кроме всего прочего, пусть и жестяную, но всё же железную и потому не лёгкую печку, да ещё и с трубами в придачу.

Другое дело, уже привычное для него индейское жилище, более известное, как «типи» степных кочевников, но не из шкур бизонов, конечно, но из брезента сшитое, каким пользовался когда-то и во время игр «в индейцев». В таком конусообразном жилище можно зажигать костёр безо всяких железок, а тогда не только тепло, сухо и светло внутри такого лёгкого и переносного жилища, но и приготовить еду можно в любую погоду, не опасаясь ветра и ливней снаружи!

Не взирая на многочисленные вопросы и смешки живших с ним в комнате и захаживавших иногда других рабочих, молодой Ворон вечерами в комнате общежития пусть вручную, но всё-таки сшил «типи» или «чум» (как кому угодно называть было брезентовое произведение назойливыми зрителями) из валявшегося под забором найденного им, но никому не нужного брезента, и уже в ближайший выходной день поспешил на снегоступах вон из посёлка, дабы спрятаться за ближайшую сопку, подальше от случайных глаз, чтобы испытать своё творение прямо на снегу, да и всё ещё в неслабый мартовский мороз, собираясь в нём даже переночевать, если духу хватит.

Конечно, ему не впервой было ночевать в индейском «типи» в умеренном европейском климате и к тому же летом, но никак не в тридцатиградусный мороз, налюбовавшись всполохами Северного Сияния в лунную ночь близ самого Полярного круга.

Тем не менее молодой Ворон был приятно удивлён, что поленья даже из только что срубленной и потому сырой лиственницы горели внутри его брезентового шатра, словно сухие, а жару от них было столько, что приходилось отодвигаться, хотя при этом зябнувшую спину от проникавшего сквозь брезент мороза приходилось прикрывать тёплой и лёгкой собачьей шубой, приобретённой также у похмельного «бича».

И хотя дым от костра не так уж и быстро поднимался и выходил через дымоход со скрещенными жердями основания брезентового шатра, порой нестерпимо разъедая глаза до слёз, тем не менее молодой Ворон был доволен тем, что растянувшись во весь свой «длинный» рост на оленьей шкуре, брошенной на лиственничные ветки, и накрывшись тёплой собачьей шубой, он, напившись к тому же горячего и крепкого чая, вполне сносно переночевал у костра в своём маленьком и уютном «вигваме-типи-чуме», правда, часто просыпаясь чтобы подбросить дров в огонь!

Наступившим же воскресным утром, сидя у костра «по-турецки» и уставившись на огонь в ожидании лёгкого завтрака в нагревавшемся котелке, он радостно грезил, как летом, экипированный, вплоть до иголки в коробочке с нитками в рюкзаке, с топориком и ножом на поясе, а также с ружьём на перевес – отправится, наконец, по берегу на Восток к верховьям знаменитой Угрюм-реки…

Ибо какой бы не показалась холодная северная зима долгой, как бы она ни сопротивлялась неожиданными снежными буранами даже после резких раннемайских оттепелей, но конец её был не отвратим к великой Радости молодого и, по таёжно-житейской неопытности, ещё наивно-легкомысленного Ворона.