Скитания Ворона
Глава V (продолжение)
Разбудил утром зарывшегося в брезенты молодого Ворона за ночь навеселившийся Земляк, видимо, сам так и не ложившийся в постель, сходу предложив составить компанию в поездке по Реке и на том же катере, да с пришвартованной к нему ржавой баржой, гружённой «рыбкоповскими» товарами в магазин и совхозными стройматериалами, то есть, в соседнее отделение промыслового совхоза – в посёлок за сто двадцать километров вверх по течению, с чем молодой путешественник радостно и согласился.
На баржу, к тому же переполненную комбикормом в мешках, поднялись и несколько пассажиров из местного, довольно колоритно разодетого национального населения – в замшевых чунях на ногах, в перепоясанных «энцифалитках» с неизменными ножами в ножнах на боку, женщины в пёстрых платках и широких цветастых юбках; к тому же и карабины, «мелкашки», ружья, да повсюду тюки с каким-то домашним скарбом и, конечно же, вездесущие собаки-лайки.
«Очень даже таёжные Люди», - восхищался про себя молодой Ворон!
Удобно устроившись на носу баржи молодой Ворон, под оглушительный, на всю Тайгу, рёв мотора катера, управляемого полусонным Земляком, ликующе оглядываясь по сторонам, с упоением отдался созерцанию проплывавших мимо него как береговых красот со скалами и причудливыми лиственницами, кронами своими порой похожими на разные экзотические деревья всего Мира, так и дальних сопок с плоскими, словно под один уровень срезанными гигантским ножом, вершинами, да и просто любованием неописуемыми красотами пейзажей, довольный, не только тем, что не надо было тащиться пешком с тяжёлым рюкзаком за спиной, но и что на Реке сквозной ветерок сдувал надоевший гнус.
И всё же, Душу неустанно скрёб тот самый незадействованный его Интеллект, что пребывание даже во всём таком природном великолепии – не его цель и не его задача, что рано или поздно, но это ему наскучит. И тому не то, чтобы явным подтверждением, но вроде как первым звонком молодому Ворону было, что охота или попросту убийство птиц, а тем более оленя, пусть и ради собственного пропитания и спасения, дабы выжить, - воспринималось им с огорчением, жалостью к убитым им живым существам. И что не испытал он при этом никакого охотничьего азарта вообще, вопреки своим давним мечтам!
Позже, когда вечером катер с баржей был пришвартован к берегу и он вместе с Земляком и остальными пассажирами на продуваемой ветерком песчаной косе расположились все вокруг костра на ужин и ночлег, а подкрепившись незамысловатой едой, прихваченной ещё на Фактории, и с сигаретами, а то и трубками в устах завели бесконечные беседы с рассказами о своём житье-бытье, да промысловых приключениях, то молодому Ворону показалось, что лучшего времени в его Жизни и быть не могло!..
Навостривший уши и внимательно слушавший молодой Ворон впервые сообразил, что не только подобные истории просто необходимо было записывать в дневник, но и собственные размышления и реакцию на окружавшую его Жизнь тем более. Зачем, ради чего? - он ещё не знал, но что ПИСАТЬ ему когда-нибудь всё же придётся, заведя хотя бы собственный дневник, он всё более в том убеждался.
С другой стороны, даже такие, казалось бы, житейские сцены из непростой Жизни таёжников, молодой Ворон почему-то воспринимал не как увлекательные рассказы ради пустого времяпрепровождения, дабы не скучать перед сном и вскоре позабыть про них, но каким-то для него непостижимым пока образом фиксируя в них то, что другими словами, видимо, называлось «читать между строчками», в данном случае – слышать между фразами. И это свойство своего странного восприятия Информации он хотя и замечал за собой уже давно, но серьёзно к тому отнёсся только после каких-то приобретений в Душе своей благодаря именно недавно совершённому путешествию, и скорее всего из-за одиночества, тому и способствовавшему, а может быть и по ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЮ какой-то, пока ещё вполне неведомой ему, Силы, Божьей, наверное…
Колоритно разодетые, вооружённые ножами за поясами и винтовками всегда рядом с собой, промысловики со своими жёнами в разноцветных платках и горой тюков с необходимым домашним скарбом, казались, внимательно присматривавшемуся к ним молодому Ворону, некими прототипами американского «Дикого Запада», путешествовавших на теплоходах в верховьях Миссисипи – на землях диких Индейцев, о чём столько читал в книгах Дж.В.Шульца, а теперь, после удачного путешествия по Тайге, и себя негласно причисляя к их среде, хотя и на «Диком Востоке», конечно.
Ну просто сплошная Романтика, ликовал он!
Тем временем, тупоносая баржа, толкаемая катером, трудно преодолевала встречное течение Реки, проходила за день совсем немногое расстояние, так что не раз пришлось пришвартовываться к берегу на ночёвку. И эти вечера показались молодому Ворону лучшим временем, когда после общего очередного ужина все долго сидели у костра с огромным закопчённым медным чайником и велись неторопливые беседы, пусть и на странном языке смесью местных национальных наречий и русского языка, но вполне понятном даже молодому Ворону, не говоря уж о его Земляке.
Мужчины пили чай, женщины готовили постели под открытым небом, а молодой Ворон, удобно устроившись на лиственничных ветках и защитившись приобретённым, наконец, накомарником на лице, да и кожаными перчатками на руках, чтобы не отвлекали и не раздражали комары, с удовольствием слушал рассказы об охотничьих приключениях этих, закалённых скитаниями по Тайге, людей, опять и опять жалея, что не прихватил с собой тетради и ручки, чтобы вести дневник и всё записывать, и что это пригодится ему в Будущем. Тем более, что в подобных рассказах он почему-то замечал не только внешнюю сторону событий, но чувствовал и нечто такое, что и сам себе ещё не в состоянии был объяснить, но что странным образом как-то сладостно воспринималось и манило некой ТАЙНОЙ, ради которой, видимо, только и стоило жить.
Быть может потому особенно запомнился увлекательный рассказ одного немолодого уже Промысловика, сухонького старичка с добрыми мудрыми и, несвойственными местной азиатской национальности, голубыми глазами, пусть и плохо говорившего на русском языке, но с помощью жестов столь выразительно выражавшего свои мысли, что было всё понятно не только всем присутствовавшим, но даже и молодому Ворону.
 Речь шла о том, что случилось Промысловику однажды пристрелить самку росомахи, этого самого крупного из представителей куньих зверя, повадившуюся лазить в его лабаз (кладовку на сваях или на дереве) за мясом сохатого (лося). Обычное, в общем-то, дело в таёжной практике промысловиков. Но не в тот раз.
Ибо росомахи мех не индевеет и потому не обледеневает на морозе от дыхания человека, а по этой причине и применяем для оторочки капюшонов зимней одежды или прикрытия нижней части лица в 60-ти градусные морозы. Но вот тогда гибель самки росомахи почему-то повлекла странные события, непонятные даже самому Промысловику, её добывшему.
Как оказалось, это была пара росомах и, после гибели самки, почему-то очень странно себя повёл самец убитой росомахи, став преследовать Промысловика, где бы тот ни был, куда бы ни поехал на оленях. Самец этот неотступно, хотя и невидимо следовал за человеком, который чувствовал угрозу со стороны зверя. Даже когда он сбежал из Тайги на Факторию, то странный зверь непременно кружил вокруг поселения, ожидая своей жертвы. Зверя не пугали ни лай собак, по запаху чувствовавших его, ни громкие выстрелы в его направлении, ни несколько раз предпринятые преследования его целой группой вооружённых опытных в охоте людей - друзьями и родственниками этого Промысловика, всеми силами пытавшимися помочь и выловить или просто пристрелить наглого зверя, но безуспешно. Тот оказывался хитрее даже самых опытных людей. Хитрый зверь просто удивительным образом умел в самый последний момент увильнуть от преследователей! И так продолжалось довольно долгое время, когда зима сменилась на лето и потом опять Тайгу накрыл зимний снег, но росомаха словно замкнула и пленила на Фактории незадачливого Промысловика, непонятно, когда и чем сама питавшаяся.
Не иначе, решили люди, это какой-то злой дух в образе самца росомахи преследовал человека, убившего его самку, а значит, что эту проблему мог и должен был решить только сам преследуемый столь наглым зверем.
Сам же Промысловик, убивший самку росомахи, уже боялся и не мог заставить себя выйти за территорию посёлка на промысел…
Слушая этот увлекательный рассказ, уставший как от дневных впечатлений, так и от долгой бессонницы на барже (целые сутки жаль было пропускать такие красоты природные!), молодой Ворон, удобно на ночь устроившийся на еловом лапнике и под сеткой от невыносимых комаров, то ли в полудрёме, то ли наяву, но каким-то непостижимым образом, словно сам стал участником рассказываемых прошлых событий… Будто за зрачками того Промысловика, он – и совершенно явно для себя! - давним морозным днём, чувствуя себя обречённым, однажды всё же переборол страх и решился на неминуемую схватку со зверем.
Медленно выехал на оленьей упряжке из посёлка с заряженным и взведённым карабином на коленях, через дырку в меховой рукавице держа наготове палец на спусковом крюке и нервно, но внимательно оглядываясь по сторонам… Ибо не только ездовые олени были неспокойны, но и сам он чувствовал взгляд - вот уж воистину злого духа! - на себе. Правда, где именно тот в образе росомахи притаился, никак не разглядеть было…
Шло время, олени медленно брели по накатанному нартами пути, скрипел снег, постреливали лиственницы на крепчавшем морозе пугая его, а напряжение в Душе Промысловика только усиливалось, грозя развязкой, отнюдь непонятно в чью пользу…
 Ехать, однако, пришлось долго. Хуже всего было, что душевная усталость наряду с физической убаюкивала, делала веки тяжёлыми и клонило ко сну, заставляя клевать носом… Измотанный Внутренним напряжением, как бы Промысловик ни старался сохранить бдительность, но так и не смог вовремя заметить опасность и только инстинктивно, надо полагать, из-за годами приобретённого Опыта, сумел всё же нажать на курок карабина в самый последний момент, когда росомаха, прыгнувшая с дерева, с разинутой пастью оказалась прямо над ним!..
Неожиданный громкий выстрел напугал таких же уставших оленей и те так резко дёрнули нарты, что он кубарем скатился на дорогу, но тем самым избежав столкновения с росомахой, столь неожиданно прыгнувшей на него!.. Однако, тело одержимого злым духом зверя без движения лежало на месте скатившегося с нарт промысловика – пуля попала прямо в голову!..
Долго потом промысловик, онемев от ужаса, рассматривал непривычно крупного зверя, а мудрые люди говорили, что не иначе, как САМ ОН ВИНОВАТ, что злой дух, вселившийся в росомаху терроризировал его и отнюдь не потому, что была убита его самка… Но тогда почему?!
И только с этим вопросом молодой Ворон очнулся, словно от гипноза, через сетку от гнуса с удивлением глядя на всё ещё сидевших вокруг костра людей, молча и задумчиво кивавших головами в знак понимания важности момента в Жизни того Промысловика, избавившегося от росомахи, но… от зверя ли только во плоти земной, или от чего-то и в Душе своей?..
Ибо именно этот момент, что сам Промысловик к себе привлёк какого-то злого духа в одержимом звере, больше всего и заинтересовал молодого Ворона, однако, постеснявшегося подробнее расспросить рассказчика о довольно пока что туманном значении подобных же моментов с какими-то духами, что для него самого – Ворона - показалось пока лишь любопытством, хотя, как заметил он, для тех людей, это было нечто вполне естественное и даже привычное.
Долго ещё молодой Ворон наблюдал за этими экзотично разодетыми таёжниками и силился понять, чем же они его так привлекали. Чувствовал он, что эти люди совсем не такие не потому, что образ лесного существования отличал их не только от горожан, но и от крестьян, так называемого, цивилизованного мира. То есть, они, не будучи религиозными, тем не менее своею непреклонной ВЕРОЮ тоже как-то по-иному воспринимали и окружающий их видимый Мир, но и какой-то иной, незримый обычными человеческими глазами…
Да и сам молодой Ворон не мог понять, каким это таким образом он не столько слышал и не столько видел, но сколь ярко сам пережил развязку отношений Промысловика со злым духом, скорее всего, совсем неспроста преследовавшего того и как видимое тело, так и незримую Душу. Что-то в этой ситуации скрывалось и для него – молодого ещё Ворона - очень важное, чтобы Осознать нечто, что ещё во время путешествия по берегу Реки, словно ненавязчивой тенью пошёптывало ему на ухо. О чём?
Да вот о Нечто ином, невидимом, манящем и, оказывается, даже опасном. Тем Нечто, что для местных являлось естественным - привычно-обычным.
Быть может, именно это Нечто - таинственное, а для него грядущее - и ублажало-то молодого Ворона, когда он мечтательно откидывался при очередном привале на свою лежанку и немигающим взглядом долго глядел на пылавший костёр… И это Нечто сулило ему, по-видимому, отнюдь не обывательское прозябание, и чему он был нетерпеливо только рад!..
Но больше всего в путешествии по Реке на ржавой барже ему понравился другой персонаж. |
