…«Миром господу помо-о-олимся!», ― гудел батюшка за царскими вратами, а хор на клиросе так же покорно отмяукивал: «Господи, помилу-у-уй».
Все спешили привычно перекреститься, с достоинством кланяться… И я крестился, глядя на остальных, и кланялся, чтобы спину размять, да зевнуть незаметно, толком не понимая, о чём бормотали в Алтаре, о чём мяукали на клиросе…

Я бы с удовольствием присел где-нибудь в сторонке, но все лавки были завалены верхней одеждой, так как от двух печей и дыхания множества народу становилось душновато, и люди раздевались. Приходилось терпеть, переминаться с ноги на ногу, незаметно потирать нывшую, когда-то поломанную завалившимся деревом, поясницу и ожидать, что будет дальше.

Правда, особо ничего не видел, так как был зажат рядом стоявшими людьми, а впереди меня шкафом стояла женщина в цветастом платке, концы которого, после поклонов, всё время пыталась закинуть себе на плечи, а те обязательно опускались мне на голову… Но это было пол беды.

«Яко благ и Человеколюбец Бог еси-и-и, и Тебе славу возсыла-а-аем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веко-о-ов», продолжал трубить и бить копытом батюшка, а на клиросе обязательно эхом отдавалось: «А-а-ами-и-инь»…
И после этого шкаф впереди меня не забывал кланяться, каждый раз тыкая меня в грудь своим мощным нижним местом, а я каждый раз заваливался на сзади стоявшего какого-то мужика, которому, чувствовал, ой скоро надоест меня, как «ваньку-встаньку» ставить обратно на место, и что после этого последует, только одному Богу ведомо было… Увернуться же от кланявшегося шкафа было ну просто невозможно.

Вместо того, чтобы следить за происходившим в храме Обрядом и слушать, теперь приходилось судорожно размышлять, как увернуться от очередного поклона... Самому кланяться, это значило положить голову на то самое мягкое место впереди стоявшей женщины, а чем это могло обернуться для меня, даже думать не хотел… Попросить извинения у сзади стоявшего мужика боязно было: люди и так нервные, измотанные жизненными дрязгами...

И как назло, на клиросе хор запел «Придите, поклонимся и припадём ко Христу…», а все присутствовавшие разом порешили упасть на пол в земных поклонах!..
Пришлось подчиниться движению общей телесной массы и тоже пасть на колени и кланяться…
Однако, кланявшийся сзади меня мужик, видимо, доведённый моим непрочным равновесием до белого каления, опережая мои мысли, так мстительно рьяно поклонился об меня, что я как подкошенный упал на колени и стукнулся головой в то самое мягкое место, запутываясь вскладках юбки!..

Зажмурившись и замерев в темноте складок не менее широкой, чем… юбки, ожидал грома и молний и своей очередной неминуемой кончины, чтобы и перейти, наконец, в мир иной, да встретиться и соединиться, наконец, со своим большим «Я» на веки вечные…
Но, против ожидания, шкаф почему-то довольно спокойно отнёсся к такому конфузу, видимо, понравилось, а я, в удивлении оглянувшись, заметил, как толстый претолстый сосед слева, еле еле сдерживал улыбку…
Ладно, раз обошлось, то поживём ещё, подумал я и решил больше сосредоточиться на Обряде, а там что будет.

Тем временем служба в храме продолжалась, и благословенный батюшка вперемежку с красноносым и щекастым диаконом и хором на клиросе перебивали друг друга молитвами, восклицаниями и мяуканьем.
Но сосредоточиться мне не получилось, так как открылись Врата Царские и показавшийся за ними добрейший батюшка так пристально и грозно глянул на публику в храме, что та, видимо с испугу, тут же дружно, как в последний рас перед смертью, перекрестилась и опять охнулась без чувств в нижайшем земном поклоне, а я опять смачно боднулся в уже привычное, но, надо признаться, совсем даже не неприя-я-ятное ме-е-есто…

Когда же пришло время встать на ноги, то заметил, что толстый сосед слева не спешил подниматься, весь трясясь от тихого хохота, которого, видимо, не желал показать на добропорядочных и богобоязненных людях…
С другой стороны, телесная широта впереди меня стоявшей женщины надёжно, как бруствер, защищала от преждевременного внимания ко мне милейшего батюшки. Лишняя предосторожность совсем не лишняя.
Однако, скользнула подленькая мыслишка, что если мой большой «Я» имел именно это ввиду, когда говорил о постоянном посещении мною храма словами «так надо», то почему бы и не пободаться каждое воскресение столь приятным образом!..

Но Богу, видимо, здорово не понравились мои пошленькие мечтания, и когда я засобирался в очередной раз с удовольствием приложить в складки юбки свою голову, то шкаф, надо полагать, потерявший, наконец, терпение, со всего маху ткнул меня локтём прямо в пах, да так сильно, что, не удержавшись, я завалился назад всем своим петушиным весом…
Мужик же позади меня, видимо, тоже недовольный по наущению Божиему, также без церемоний толкнул меня обратно… И всё-то было бы ничего, если бы шкаф не вздумал уйти раньше времени, а я, оказавшись в свободном пространстве, без препятствий полетел вперёд, оступился о не успевшую ещё подняться богомолку и кувыркнулся через неё, да так, что, как мне показалось, даже храм перевернулся через себя!.. И, какой ужас, всё это сопровождалось моим криком, грохотом и кошачьим визгом пострадавшей богомолки!..

Ни живой, ни мёртвый, даже не дыша какое-то время, я лежал спиной на полу в полной тишине, сосредоточенно взирая остекленевшими зенками на купол, боясь даже шевельнуться и опустить глаза опустить, чтобы посмотреть, что происходит вокруг…
Когда же, наконец, решился оглянуться, то сперва увидел, множество глаз, беспощадно сверливших во мне дыры… Потом заметил, как люди пытались успокоить и отпоить Святою Водичкой толстого и смешливого не в меру моего соседа слева, словно желе трясшегося на лавке… Видимо, его заклинило крепко и надолго.

Но пуще всего ужаснулся, когда, повернув голову в противоположную сторону, увидел взгляд родненького батюшки!..
Он стоял в Царских Вратах с Потиром в руках, видимо, впопыхах выскочивший на непонятный шум, и в его взгляде с раскрытым от удивления ртом и торчащими зубами я прочёл лишь одно: готовься, милок, к своим поминкам, которые наступят в наиближайшее время…

Что ж мне оставалось, как только опять пасть на пол и, плотно прижавшись лбом к холодному кафельному полу, покаянно взвыть в душе своей непутёвой о Прощении сперва к Богу, как менее строгому Судье, а потом и к милейшему батюшке, чтобы казнь была не через тягуче-долгое четвертование, а хотя бы мгновенным расстрелом!..

Не знаю, сколько я, обливаясь слезами покаяния и размазывая сопли по полу, в такой позе фотографировал прихожан позади себя, но душа моя действительно испытывала нечто необычное…
То ли положение вниз головой способствовало вытряхиванию остатков грязи из глубин моей душонки, которые даже батюшка не смог выскрести на Крещении, то ли ужас перед последней экзекуцией на Исповеди заставляли смертника в лице моём освободиться от всего земного, чтобы предстать пред Всевидящим Оком Господа-Бога моего в девственной белизне…

Очухался я лишь, когда Врата Царские захлопнулись и фиолетовая шторочка под цвет фелони батюшкиной, надёжно скрыла с глаз прихожан всё, что там было и что происходило в Алтаре.
А это и был знак, что приближалась Исповедь для тех, кто, подобно мне, ещё не успел покаяться перед Литургией, чтобы в чистоте чувств и помыслов своих вскоре и Причаститься Тела и Крови Христовых, хотя, надо признаться, мне показалось, что это будет скорее кровь и тело мои!..

О, знал бы тогда, как недалёк был я этой мыслью от Истины!..

Правда, в тот момент последнее меня уже не волновало, так как всё равно не чаял живым остаться в этом Мире…
И так жалко стало себя, непутёвого, что совсем искренне, как ребёнок, разрыдался, всхлипывая и сморкаясь в свой огромный носовой платок, пытаясь звуками хоть как-то разжалобить добрейшего инквизитора, спрятавшегося за Вратами, и, видимо, готовившего инструменты для пыток…

А сосед же толстый слева, зараза этакий, как пособник «святейшей» инквизиции, всё продолжал трястись, сидя на лавке, в припадке молчаливого садистского хохота!..
И мне стало ещё грустне-е-е…

…Почему, горюя, размышлял я в слезах, стоя пред Алтарём впереди толпы всей, душа моя блудная начинает очищаться только лишь, когда черти достанут до такой степени, что… ну всё складывается для меня не слава богу, пока не набью себе шишки так, что больше невмоготу терпеть не столько внешнюю, телесную боль, но, главное, внутреннюю, невидимую глазом тоску, какую-то затаённую, липкую, тягучую, как жвачка, которую никак не разжевать, но и не выплюнуть по какой-то наркотической сладости её?..
И Молитва тогда из меня почему-то льётся, как вода в Ниагарском водопаде…

«Господи-Боже мой! Миленький, родненьки-и-ий, ну что со мною такое происходит?.. Ну почему я такой беспутный и корявый?.. Ну зачем Ты меня создал такого, вечного недотёпу?.. Неужели Твоя творческая Мысль только и сумела, что сделать из меня посмешище всему честному народу?.. За что, Господи-и-и?!» ― причитал про себя, шмыгая носом и вытирая рукавом обильные слёзы, чтоб им пусто было…

…«Ни жены, ни детей, ни друзей, а только одиночество, одиночество, одиночество… Неужели я ― действительно тварь такая неуживчивая, неприятная и смрад испускающая, что нормальные люди от меня, как от какого-то тухлого пугала огородного отворачиваются, презирают и не замечают, как человека с головой, пусть и плешивой, с руками и ногами, пусть и кривыми и косолапыми?..
Господи-и-и! Неужели мне весь остаток жизни своей, отпущенный Тобою, влачить жалкое одинокое существовании в глуши лесной, в общении лишь с животными, да дряхлыми бабульками? Почему так?... Почему-у-у?!..
Вроде не глупый умом, и в школе всегда отличником был, и в академии учился, и не воровал, не убивал, и телом не блудил и не развратничал никогда, не пил и не курил, а мучаешь Ты меня, Господи, и наказываешь пуще всех остальных, самых лютых грешников, будто я маму свою убил… За что так, Господи-и-и?!»...

Волна за волной горя и тоски неописуемой, как ценами, накатывали одна за другой на душу мою, и уже невмоготу было терпеть и умываться слезами, душа опустела до такой степени, что в ней эхом отдавало, как в гроте…

И тогда, совсем позабыв про стоявших позади меня людей, даже про грозного батюшку, полностью отключившись от всего, что окружало меня в храме и за стенами его, я впервые всем Сердцем взмолился к Богу-Творцу своему с такой силой отчаяния и ВЕРЫ «Господи-и-и, забери меня отсюда-а-а, не могу больше так жи-и-ить, хочу умереть, умереть, умере-е-еть!!!», что, как мне показалось, я действительно умер…

То ли голосом кричал, то ли в мыслях вопил, но исключительно реально ощутил и почувствовал, как вдруг в глазах моих потемнело, будто свет выключился, будто ночь наступила вечная и бездонная, а сам я медленно стал подниматься вверх!.. И было мне так неописуемо легко и удивительно, так приятно и восторженно, что я замер, наслаждаясь полётом, даже не думая, что могу удариться о своды храмового купола, ибо для меня уже ничего не существовало, кроме Бога моего, к Которому обращался, к Которому стремился, Которого жаждал, Которому верил, как единственной реальности, способной простить меня, утешить меня, приголубить, как блудного сына, обрадовать, Которому единственному вручал Сердце своё БЕЗ ОСТАТКА и БЕЗ СОМНЕНИЯ-Я-Я: «Боже, прими, прими-и-и в руки Твои душу мою-ю-ю!!!»...

И в этот момент я вылетел из храма, и СВЕТ, лучистый и сияющий, ослепил меня, вобрал в себя, окутал собою, растворил в себе!... И я был Светом, и Свет был мною!.. И не было больше ни Времени, ни Пространства, не было ни горя, ни проблем, ни глупых мыслей, ни тупых скотских желаний, не было ни религий, ни каких-либо объединений, народов или рас, но только неописуемые Радость, Восторг, Блаженство!.. И Чувство неописуемой Полноты Жизни, Единства всего и всех в постоянно Восходящем Потоке Силы Творчества, Общения Идеями, как Лучше, как Прекрасней, как с большей Любовью проявить в Формах Беспредельность Божию, чтобы обрадовать Его, удивить Его Красотою и Гармонией Взаимоотношений Творений Его же и для Него!.. Ах!.. Ах!.. Ах, какой Полёт!.. Какое Блаженство-о-о!..

И было удивительно, что Я, тот самый пугало огородное и презираемое, теперь полностью осознавая Себя в Свете и, каким-то образом, общаясь со Всеми, Кого чувствовал всем Сердцем своим, ибо ОНИ ТОЖЕ БЫЛИ Я, был любим Ими и, следовательно, Мною, и Мы Все были любимы Неведомым, но так чувствуемым Богом, ибо Он был в Нас Своею Любовью, ибо Мы были в Нём Своею Любовью и Всё было Едино и Неделимо, хотя и осознаваемо конкретными Индивидуальностями, Неповторимыми и Ценимыми до Самопожертвования за Них, за Друг Друга, когда Все за Одного и Один за Всех!.. И это была Жизнь Истинная!.. И Истина была Жизнь!.. И в том Наслаждение!.. Наслаждение в Вечности!.. Наслаждение Вечно-о-остью!.. О-о, Ве-е-ечно-о-ость!!!..

Но вдруг прозвучал Глас, как ответ на Радостный Крик Души в этом неописуемом Свете!..
Глас ни мужской и ни женский, не старый и не молодой, но как мягкий и нежный, так и твёрдый и беспрекословный, мощный и громом раскатывавшийся по всем уголкам Мироздания: «Не время ещё!.. Возвращайся обратно!.. Так надо!.. Ещё много дел предстоит тебе на Земле!..»…

И сразу в моём сознании всё завертелось в обратном порядке, будто киноплёнка откручивалась назад… И я опускался обратно, всё ускоряясь… Вскоре мне показалось, что я уже так быстро падаю, что пробью не только купол храма, но и кафельный пол, и воткнусь в землю по самые свои большие уши!.. В какой-то миг даже заметил себя, тело своё, неприглядно распластавшееся пред Алтарём, и испугался, что раздавлю его… себя же!.. И ужас охватил меня!..

…Я сел, как после неожиданного сновидения, ошарашенный увиденным, не соображая, где находился… Наконец, огляделся, увидел людей, с любопытством глядевших на меня, потом рядом стоявшего батюшку с Библией в руках, услышал прямо-таки осязаемую глазами тишину в храме и никак не мог осознать, что я тут делаю…

Постепенно, очень медленно моё сознание стало воспринимать окружение, память возвращаться и я с удивлением сообразил, что действительно сижу на полу, а сердитый, но крайне удивлённый батюшка, видимо, посчитал, что его молитвами из меня, еретика этакого, наконец-то, паршивый бес с длинным эзотерическим хвостом выскочил… Так бывает в храмах с одержимыми или бесноватыми…

Не стал я оправдываться, рассказывать, но, как побитая собачонка, смиренно пополз к аналою, у которого обычно очень суровый, но справедливый батюшка принимал Исповедь и отпускал грехи, или назначал епитимью.
На последнюю, даже самую суровую был согласен я, лишь бы быстрее искупить все грехи свои, отработать всю Карму свою и пулей вернуться обратно Туда, откуда только что свалился…

Мне уже безразлично было, что со мною сделает добрейший батюшка: поколотит тяжёлой Библией, задушит или распнёт вон на том самом деревянном Кресте, привязанном медной проволокой к чугунной оградке церковной, ибо моё ма-а-аленькое «я» меня, то есть его во плоти больше не интересовало, как не интересует человека старая, изношенная, выцветшая и надоевшая одежда… Чем быстрее выкинешь её, тем быстрее приобретёшь новую, другую…

Я всё ещё не мог успокоиться от того, Что пришлось не только созерцать мне таким удивительным образом, но и осознать себя неотъемлемой частью Того Большого, ибо я всё ещё Душою своею больше пребывал Там и в Том, чем в храме и во плоти, хотя и видел, и осязал всё вокруг себя на Земле, но уже в каком-то ином качестве, что ли…

Даже грозный батюшка больше не страшил меня, но воспринимался, как и все остальные люди в храме и вне его стен, не как обычные смертные, каждый со своими грехами и пороками, в общем, со своими тараканами каждый, но как такие же большие «Я», как и во мне мой «Я», ибо Истинный «Я» Един и Неделим со Всеми и во Всех, как Бог!..
То есть, получалось, через это Единое «Я» ― МЫ ВСЕ ЕДИНЫ!..
То есть, как Бог или моё «Я» даже в плотском во мне, так Он и в остальных плотских людях, значит, так и мой «Я» в людях и «Я» людей во Мне!.. То есть, даже во плоти мой большой «Я» ― они, а они ― мой большой «Я»!.. Только теперь мой маленький «я» это осознавал, а их маленькие Того «я» о том, как прекрасно видел и понимал, этого ещё не ведали…

Тогда кого было бояться мне и на кого обижаться: себя и на себя?!..

Однако, если б всё так просто было…

…Интере-е-есно, но исповедоваться пришлось в этот день лишь мне одному… Так что, остальные люди продолжали с любопытством глазеть, на столь необычный спектакль, какой развернулся перед ними…
Но я видел их и батюшку уже иными, какими-то мерцающими своими маленькими «я», которые о своём большом «Я» даже и не подозревали, даже посещая храм, даже исповедуясь, даже Причащаясь Крови и Тела Христовых!..

Люди выглядели как тени, иные серо-коричневые, иные синеватые, по периметру которых поблёскивали искорки, но всех их, вместе с батюшкой, в действительности объединяла одна и та же огромная жуткая тень, которую чувствовал всем Сердцем своим и которую можно было определить, как корысть и, самое поразительное, как НЕВЕРИЕ!..

Потрясающе, но эти люди вместе со своим священником абсолютно не стремились Туда, то есть к Богу, к Свету, к Истине, к Единству!.. В действительности, предстоявшие в храме пред Алтарём всеми своими интересами были столь приземлёнными, даже вполне животными сознаниями своими несовершенными, что иногда мне они проглядывались какими-то очень неприятными формами уродцев, прокажённых, бородавчатых, клыкастых, а то и медузаобразными и со щупальцами!..
Прекрасно видно было, что люди в храме, кроме лишь нескольких совсем маленьких детей, абсолютно не нуждались в Боге Любви и Прощения, Терпимости и Сострадания, Жертвенности и Отрешённости, Устремления в Высь к Богу и Всепрощения… Они лишь играли в веру и прикидывались богобоязненными, корыстно выпрашивая у своего бога, у той самой жуткой тени лишь земных удовлетворений…
Ибо их общая тень и существовала только, благодаря грехам и страстям, порокам и животным интересам людей, своими маленькими «я» лицемерно прикидывавшимся христианами, но при этом ежесекундно распинавшими свои большие «Я» ― Единого Христа…

Осознавать сие было ужасно… Ещё ужаснее, что, как прекрасно чувствовал, именно по Воле моего большого «Я» приходилось мне исповедоваться у такого же, в действительности не веровавшего и совсем не стремившегося к Богу, батюшки…
Но в чём изюминка была всего этого представления в храме с главным героем в лице моём, пока что ускальзывала от моего понимания… Однако, подозревал, что если бы знал, то вряд ли согласился с тем, что мне предстояло в будущем, а потому мог повести себя совсем не адекватно Предначертанию Божиему в Судьбе моей.

Но тогда, дрожа всем телом своим от присутствия в храме столь ужасной тени, я стоял пред грозным батюшкой на коленях и истого молился в ожидании, когда он положит, на голову плешивую мою, свой пропахший епитрахиль и рявкнет: «Ну-у-у, паршивец!»…
Видимо, моя Молитва была столь неприкрытой и покаянно искренней, и лилась из меня слезами ручьём и тирадой слов столь складной, что даже у грозного батюшки челюсть отвисла до пола от удивления, а язык обмотался вокруг хомячьих передних зубов и завязался на узел, что, бедный иерей, даже не нашёлся, что сказать мне, чем пожурить или в чём обвинить…
Согласно всем церковным правилам и представлениям религиозных людей, я на Исповеди повёл себя столь прилежно по христиански, что несчастному батюшке, потерявшему интерес к несостоявшемуся еретику, оставалось только возложить на меня свои тяжёлые лапы, чтобы на всякий случай ещё раз придавить посильнее, потом закатить глаза свои к куполу и рявкнуть о прощении меня пред Богом…

После этого в храме все как проснулись и загуде-е-ело, словно в улье… Прихожане, не стесняясь меня, как сороки на помойке громко обсуждали между собою столь неординарные события, а я стоял смиренно в одиночестве перед Алтарём со скрещенными руками на груди в ожидании Причастия, и неугомонное Сердце моё никак не могло успокоиться, пытаясь выскочить наружу и улететь повыше и подальше, обратно Туда, где испытало после долгих Поисков, наконец, вкус неописуемого Блаженства!..
Даже находясь в храме и ожидая Святого Причастия из рук не столь уж духовного батюшки, я прекрасно осознавал, что то, что мне пришлось Созерцать или даже где пришлось пребывать, было следствием далеко не пребывания моего в храме и среди христиан…
Чувствовал я Сердцем и Умом понимал, что без каких-либо религиозных посредников румяная Душа моя, давно уже оторвавшаяся от земных интересов, способна была сию же минуту улететь или, скорее, последовать за Духом своим-моим, то есть за тем самым большим «Я» обратно Домой, откуда он воплотился на Земле, чтобы не только взрастить эту новую Душу свою-мою, но и исполнить какой-то Труд среди людей!..
А вот какой Труд, меня больше всего и интересовало, даже беспокоило, не замечая никого себя вокруг и ничего не слыша…

Когда же Врата Царские вдруг раскрылись и передо мной опять появился любимый батюшка с блестевшим золотом Потиром и крестообразной Лжицей в руках, я, зажмурившись, уже стоял как желторотый птенец, в ожидании вкусного червячка, готовый проглотить всё, что он положит мне в рот и вознестись куда угодно…

Но у милейшего батюшки на этот счёт были, видимо, иные соображения, и мне вскоре надоело торчать с раскрытым ртом, ощущая в нём лишь сквозняки…
Непревзойдённый иерей нашего храма, из-за важности своей скорее всего даже не заметивший меня, громким голосом позвал родителей с маленькими толстенькими, как херувимчики, детьми на руках и поочерёдно их Причастил.
Мне даже показалось, что добрейший батюшка всячески оттягивал моё Причастие, в ожидании, что, быть может, ошибка вышла и вскоре грянет гром с неба и пронзит меня, приблудного эзотерика паршивого, справедливая молния гнева Божия?..

Но была зима, гроза не гремела и молнии не сверкали, так что пришлось бедному батюшке, как бы ни изворачивался, прошептать, против обычного рёва своего, что «Причащается раб Божий…» и так далее, при этом до-о-олго выуживая в Потире кусочек Тела Христова и ещё дольше набирая в Лжицу Крови его, чтобы всё это содержимое и плеснуть в сердцах, словно стряхивал что-то, в широченно раскрытую и с гнилыми зубами пасть мою!..

В этот момент моего первого в жизни Причастия Сердце бушевало в груди, как молодой жеребёнок, гоняя мою собственную кровь по кругу с такой скоростью, при этом ударяя в голову, что я почувствовал, как лицо покраснело и меня бросило в жар, и вдруг…
Ослепительная вспышка Света опять пронзила моё сознание и, на какое-то время, я даже ослеп!.. Сознания от неожиданности не потерял и, поддерживаемый какой-то неведомой Силой, не упал, но Блаженство испытал такое, что не описать никакими словами!..

Удивительно, что при этом ясно и чётко осознавал происходящее и даже пронзила мысль, что вот, без всяких тягучих духовных практик, безо всяких «асановских» узлов и «пранаямовских» пыхтений Душа моя Познала то, к чему стремилась долгие годы в муках Поиска, непонимания сторонними людьми, даже презираема и отвергаема… Что достаточно было лишь безоговорочного и даже жертвенного, даже не взирая на потерю семьи и одиночество, Устремления к Неведомому Богу, что хватило лишь Честного Покаяния в грехах и слабостях своих и Смирения Воле Божией, приведшего в этот храм на душевное Испытание истязаниями батюшкиными, чтобы испытать то, о чём ни прихожане, стоявшие за моей спиной, ни сам батюшка, в недоумении, видимо, от моих выпученных глаз, застывший во Вратах Царских, даже не подозревали!..

И при этом, вместе с ослепительным Светом возникшее непонятное шипение или гул в ушах моих стал усиливаться, постепенно превращаясь, как мне показалось, в рёв Ниагарского водопада!..
И ещё совершенно явно ощутил всем телом своим бренным, как вокруг меня закрутился ветер, словно пытавшийся оторвать меня от пола, что я еле устоял его натисками и остался на месте!..

Однако, рано или поздно, но всему приходит конец на земле этой, и мне, против воли моей, тоже пришлось успокоиться и лицезреть уходившего в Алтарь щедрейшего батюшку, наконец, причастившего меня, что, видно было, аж скулы бедному свело.

Но, как бы там ни было, чувствовал я, что всему случившемуся со мною в храме будет продолжение, и вряд ли придётся мне кататься и чавкать в шоколаде…

Однако, сам механизм, достижения подобного Психического Опыта Человеком, хотя в специальной литературе и описывается, как следствие звучания возбуждённых Чувств согласно мысленному сюжету, в данном случае по Причине сильнейшей Веры и Устремления человеческого Сознания к Творцу своему, когда

«…Накопленный Огонь физических уровней Материи от воображения переходит в Сознание, оно воспламеняется и соединяется за счёт этого воспламенения с Огнём Мысли» («Калагия»).

Ибо именно тогда

«В момент соединения Огня Сознания с Огнём Мысли практикующий видит вспышку Света, как бы в глазах, перед глазами и внутри себя» («Калагия»)!

Тем не менее, безличностная или неочувствованная медитативная практика, которой обычно занимаются множество Ищущих, никак не сравнима с возбуждением Чувств, когда в Процессе работает именно Сердце учащённым ритмом, повышением кровяного давления и даже температуры тела в момент Осознания Человеком своего Единения именно с Личностным Творцом своим (Экстаз)! И только тогда

«В любом случае появление вспышки Света будет означать степень соединения Личности с Сущностью» («Калагия»),

иначе говоря, сознания данного Воплощения с Подсознанием или Единством всех былых Воплощений своего «Я», идентичного с Творцом-Богом!

Но такое возможно, всё-таки или по Причине долгого Духовного Поиска, или по так называемой Предначертанности от Бога, но и первое обычно возможно по Причине второго.

Остаётся лишь терпеливо ждать, чтобы узнать, в чём заключалось это Предначертание от Бога для Рассказчика…

УДАЧИ !

17.

… Ух-х-х, вздохнул я с облегчением, когда публика в храме ринулась поближе к батюшке, вышедшему, чтобы напоследок прогундосить очередную проповедь о Милосердии и Любви к ближнему, чтобы своими загорелыми хомячьими зубами прощёлкать, как Иисус на Кресте молился даже за врагов своих…

Оставшись позади толпы всей, стоял я в сторонке, опять рядом с Образом того самого строго Дедушки в митре и с книжкой в руке, и пытался трезво разобраться во всём, что произошло в храме и в частности со мною…

Неужели, думал я, все верующие или религиозные люди именно таким образом Причащаются, то есть, испытывают такие удивительные Восхищения, как тό мне пришлось сегодня испытать?!..
Тогда почему они так вот спокойно продолжали каждодневно существовать во грехах и пороках, в грызне между собою, а теперь вон стояли перед своим идолоподобным и козлообразным батюшкой и готовы были всему верить, что он там несёт, как мне почему-то хорошо заметно было, отсебячину, то есть от своего малюю-ю-юсенького, чисто человеческого «я», который, в действительности, ещё не имел представления о большом или Божественном «Я» В СЕБЕ, и лишь потому, что сам батюшка придавлен был тенью собственной нетерпимости и самомнительной религиозной эгознáчимости, уже граничившей с разрушительным фанатизмом. А люди верили и доверяли ему, как бы перекладывая ответственность Совершенствования своих сознаний на церковного иерея.

Очень грустно было, что после столь поразительного Опыта моего даже мгновенного пребывания в удивительном Бытии ослепительного Света и созерцая не как бы со стороны, но именно качеством сознания своего почему-то привлекшись к нему, теперь понимал какие именно грехи и пороки человеческие не давали людям узреть этот Свет В ДУШАХ СВОИХ, какие тени духовного невежества, самомнения и самосожаления, какие тени не только морально-нравственной распущенности, но и религиозной гордыни заслоняли истинный Свет или Христа в душах этих крутых христиан, как, впрочем, и людей иных вероисповеданий…
К ужасу своему, теперь мне почему-то приходилось видеть то, чего раньше не замечал и о чём даже не задумывался!

Конечно, я прекрасно отдавал себе отчёт, что по своему характеру с детства был замкнут и нелюдим, а многолетние скитания по белому свету, когда в экстремальных ситуациях в суровых природных условиях приходилось рассчитывать лишь на себя, чтобы выжить, или даже только на Провидение Божие, о Котором тогда, правда, мало задумывался, и когда по полгода не видел людей и не имел никакого информационного общения, во мне развивали лишь склонность к отшельничеству и неприятию всего образа жизни так называемой «цивилизации», основывающейся на тотальной корысти во всём и, как следствие, наглого давления на волю человеческую или попросту агрессии, начиная со школы, работы и кончая борьбой с терроризмом и вот такими храмовыми спектаклями…

Смотрел я на этих людей, внемливших красноречию добрейшего батюшки, и не мог сообразить, почему мне, скитальцу и лесному жителю, пусть и основательно подкованному ментальными премудростями язычества и хитростями эзотерики, понадобилось лезть во всю эту религиозную несуразицу невежественных, а потому и лицемерных людей, мнивших себя уже спасёнными лишь потому, что раболепно лизали руки своему батюшке и готовы были разорвать на клочья любого, кто посягнёт на его авторитет?!..
Смотрел и размышлял, почему мне, после столь удивительного переживания столь же РЕАЛЬНОГО Бытия в ослепительном Свете, всё-таки нужно было возвращаться обратно на эту Землю, и почему тут предстояли мне какие-то непонятные дела, да ещё беспрекословно надо было подчиниться Воле Божией, мол, ТАК НАДО ?..

Однако, находясь в храме и принюхиваясь к приятному запаху ладана, в ожидании окончания проповеди и батюшкина Благословения с целованием Креста в нежных руках его, вроде бы и не против был подчиняться Воле Божией, лишь бы поскорее нырнуть обратно к Нему, куда, по Милости Своей Он разрешил заглянуть, но совсем ещё не уверен был, что мой ма-а-аленький «я», шкодник этакий, не взбрыкнет, как только окажется на воле и в родной глуши лесной!..
Именно этот малюсенький человеческий «я» во плоти косолапой своей так исподволь и подбивал задумываться, сомневаться и даже артачиться Воле Всевышнего и, надо сказать, совсем не без успеха!..

Именно скользкий, как слизень и изворотливый, как червяк мой маленький «я» вопрошал, мол, в честь чего это, при всё том, что уже вроде как и под мышкой у Бога побывал и почему бы там не остаться навечно, тем не менее зачем-то должен торчать на Земле только потому, что кому-то «так на-а-адо»?..
Пингвин лапчатый, плешивый «я» этот родненький подбивал плюнуть на «глюки» церковные и жить себе на хуторе беззаботно и припеваючи, лишь почёсываясь и похрюкивая от удовольствия…
И он же, «я» этот гнусный, противореча себе, тут же опять мутил в мозгах ил, что, мол, «избранный», что новоиспечённый «Нео» и подобную «матричную» бузу…
И так без конца раздваивался мозгами и кишками я, продолжая стоять около Образа Дедушки, пока слащавый батюшка елеем изливался в уши обалдевших прихожан…

Однако, когда он, милейший посредник Божий на Земле, закончил, наконец, базар свой, и ко Кресту целоваться, как на прогулке шаркая ногами и держа руки за спиной, потянулись люди, почему-то и мне захотелось приложиться, быть может, чтобы унять внутреннее раздвоение и прижать Госпожой Совестью своего плешивика «я», или наоборот, подтянуть его за длинные уши к росту большого или истинного «Я»…

Когда очередь лобзать Крест дошла и до меня, то так бесстрашно присосался к нему и торчал, пытаясь унять и присмирить своего брыкавшегося ушастика, пока батюшка, крайне удивлённый, с силой не оторвал прилипший Крест, что даже губы мои оттянулись, как старая жвачка, а потом больно прихлопнулись к гнилым зубам!..
Но мне показалось, что маленький ушастик мой всё-таки выдержал насилие над собою и не собирался ещё ни окончательно прихлопываться, ни, тем более подтягиваться повыше, и это меня крайне заботило, ибо, понимал, что предстояли мне ещё нешуточные внутренние баталии…

А пока что милейший батюшка, в очередной раз сверкнув взглядом в мою сторону и просверлив очередную дыру в примятой душе моей, ещё раз прощёлкал общее Благословение, а мы все дружно поклонились и изверглись, как божья отрыжка, быстрее вон из храма всяк по своим земным делам, и не вспоминая до воскресения ни о Литургии, ни о Боге, ни тем более о грехах своих…

И я, пингвин лапчатый, ковылял переваливаясь в одиночестве сбоку набок по тропинке домой, скрипя снегом под валенками, но полный противоречий и подозрений, что, видимо, не закончится пока жизнь моя поганая, и дай-то Бог, хоть этот денёк завершился спокойно, без приключений…

…Старая ворона, меня заметив, только и смогла изречь, что своё коронное простуженное «Ка-а…», оставив на завтра булькающий «…ррр», а пёсик лопоухий так и крутился радостный мне между ног, пока я не оступился об него и не занёс валенок для пинка, но… вовремя спохватился, обнял своего единственного дружка и с такой любовью расцеловал его холодный сопливый нос, что он, бедолага ошарашенный, так и остался валяться со сведёнными над ушами глазами…

Е-е-ех!.. Любил я всё-таки свою заимку лесную, притаившуюся в снегах, пропахшую дымом и полынью, аккуратными пучками засунутой под стропила!.. И вернулся-то домой, наконец, как после дальних скитаний по иным планетам, где живут какие-то двуногие существа, хотя даже и с руками и головами, но чужие до оторопи, даже к друг другу со своими вонючими машинами, правилами, законами, мнениями, модами и всем образом непонятной жизни…
Пока раздевался, затапливался, умывался и варился, подбирая и глотая голодный длинную слюну, никак не мог избавиться от мысли, что в действительности мне совсем не хотелось продолжать общение с гуманоидами не только того далёкого, для меня чужого мира, но даже с деревенскими прихожанами, уже заражёнными городским вирусом тотального потребления, всё более нескрываемого разврата и всё нарастающей агрессии…

Пытаясь сознанием своим пушисто-идеалистическим осознать, что со мною такое особенное произошло за этот день, и не только благодаря внешне-магическому церковному Обряду, а именно какому-то внутреннему преображению, я даже за хозяйственными делами пребывал в трудноописуемой словами эйфории, замечая, что сердечко-то моё родное всё ещё не могло окончательно успокоиться и трепыхалось в груди, как пойманная пташечка в ладонях… И голова почему-то кружила-а-ась… Может переволновался? Или, не дай Бог, простудился и заболел?..

Когда же пришла пора ложиться в постель, самочувствие мне уже совсем не нравилось. Меня прошиб какой-то странно липкий пот, побаливали яблоки глаз, всё сильнее стали ныть все суставы, какие только были в бренном теле моём… Хотелось опять завязаться в тугой узел и, опять, как мячику, поколотиться об стенку… Комок всё время подступал к горлу, голова кружилась, мысли путались и я быстрее полез под одеяло…
Решив, что заболел, подхватив какую-то заразу в мире людей, скорее всего скверный грипп, нахлебался горячего прегорячего чаю с малиной и, выключив свет, быстрее, в обнимку с большим полотенцем, юркнул под тёплое одеяло, решив под ним основательно пропотеть, чтобы нейтрализовать гадкую болезнь ещё в зародыше…

Однако, к удивлению моему, под ватным одеялом почему-то было светло!.. Обалде-е-еть!..
Сначала никак не мог мозгами включиться, что же такое могло светиться, потому откинул одеяло в сторону, пытаясь найти источник света, но тогда, к величайшему моему изумлению, светилось всё вокруг меня, словно светящийся туман окружал!..
Как бы я, ошарашенный, ни пытался повернуться и вертеться, но окутавший меня светящийся туман не пропадал, не гас, даже не колыхался от движения воздуха…
И только когда я, превозмогая ломоту в суставах и головокружение, сел на постели и задумался, пытаясь сообразить, что же такое опять со мною происходит, вдруг сверху надо мной засветилось ещё ярче и увидел спускавшуюся ко мне уже знакомую Прекрасную Женщину в развевавшемся, как на ветру, длинном светлом платье и в высоком головном уборе, наподобие фараоновского!..

Не знаю, какая сила удерживала меня, чтобы не лопнуть от удивления, но я продолжал смиренно сидеть и внимательно наблюдать за происходившим…
А тем временем Женщина приблизилась, как мне показалось, до уровня потолка моей хижины и остановилась…
Когда же мы с ней встретились взглядами, то я понял, что Женщине этой прекрасно известны были все мои мысли и тревоги, и что я кое-что узнáю из всего того, что мне не давало покоя бесконечными вопросами…

Однако, Женщина без долгих вступлений сказала, правда, хотя и ласковым голосом, но всё же довольно строгим и, как мне показалось, даже бескомпромиссным тоном, лишь самое необходимое для меня:
«Поздравляем с Причастием! Знаю, что ты полон вопросов, но не всё можно сказать… Не тревожься своим самочувствием. Сегодня ты очень резко устремился Вверх и потому обжёгся, но всё уладится… Приближаются важнейшие для Человечества События, но люди продолжают грешить и сползать в погибель свою… Нам нужны Посредники между нами и людьми, чтобы подготовить их, хотя бы тех, кто ещё способен слышать… Не отворачивайся от людей, ибо Спасения в одиночку нет и не может быть… Но и сам удерживай Радость и Любовь в Душе своей постоянно, и тогда будешь чувствовать, что надо тебе делать, как правильно поступить… А пока Освящай жилище своё, уже знаешь как, и молись постоянно, чтобы сперва самому выстоять в Свете и не оступиться… Бог тебе в Помощь!»…

Когда Женщина растворилась, я ещё долго сидел, окутанный светом, и пытался сообразить происшедшее…
Конечно, я записал всё на бумагу и множество раз читал и перечитывал, пытаясь удержать в груди своей приятнейшее Чувство Благоговения от одного только воспоминания о Явлении удивительной, какой-то необъяснимо мудрой Женщины!..

Но всё же сомнения, этакие твари червячные, подкрадывались ко мне, как к ядрёному яблоку, исподтишка и задавали, как вгрызались в плоть мозгов моих, уйму каверзных вопросов, на которые не мог ещё ответить себе.
Лёжа в темноте хижины, так же продолжая созерцать свет вокруг себя, да терпеливо перенося неприятное физическое самочувствие, сообразил всё же, что это из-за прикосновения моего сознания к Свету, благодаря, конечно, неожиданному и неконтролируемому молитвенному состоянию или Экстазу ещё в храме, теперь испытывал так называемую слишком резкую транстмутацию физического тела своего, ещё не готового к таким срочным изменениям.
Ведь Мысль-то материа-а-альна!
Но это переживаемо, то есть трансмутация.

Другое беспокоило куда более: почему на меня, пингвина этакого, свалилось всё то, что свалилось за последние дни?!..
Жил не тужил себе мужичок косолапый в лесах, никого не трогал и сам не давался никому трогать, не обижал и не ел никого одушевлённого, довольствуясь тем, что выращивалось на огороде, да в лесу собиралось, ну немножко молочка попивал, если козочка не обижалась, но больше ничего скоромного, ни ни… И не потому, что постился или там в секте вегетарианцев состоял. Нет, просто противно было видеть себя, жующим, как людоед какой-то, плоть живых существ!.. Да и любил я больше мучную стряпню в любом виде, хоть с капустой, хоть с мармеладом, хоть… Гм, да уж.

И общения-то хватало с бабульками хуторскими, с этими божьими одуванчиками, пусть и про козочек их любимых, которые, черти рогатые и бородатые, не одиножды в капусту залезали, пусть и про картошечку, которую заморозок побивал, или про сенокос трудный вечно в не в меру дождливую погодку, но зато без чванства и агрессии, но в гармонии друг с другом и со всем окружающим лесным великолепием!..

И не надо нам было никаких революций-поллюций и менструаций митингов, выборов и евростандартов, как и всего остального цивилизованного мракобесия… Ну зачем нам вся эта кутерьма обезумевших гуманоидов, скажите-ка на милость? Не можете сказать? Так чего мне тогда лезть в это безумие людское лишь потому, что «так надо»?.. Кому надо-то?
Мне уж точно не надо, пингвину лесному.

Я что, на хвост себе наступил, чтобы по доброй воле лезть в загаженный муравейник людской?!.. Да там, кроме оплеухи и насмешек, ничего хорошего мне ждать не приходилось.
Не-е-ет, я конечно о-о-очень любил людей, но только не видя их, или только если иногда по старому телевизору и соседки, когда мы с ней, важно сидя за круглым столом, из огромного самовара наливали в цветные пиалы горяченный чай и хлебали с громким отсосом в прикуску с розовыми карамельками, наблюдая, как человекообразные гуманоиды почему-то с вывернутыми наизнанку кровавыми рожами крушат друг друга машинами, пистолетами и всем, чем попало, как потом и с остервенением блудят ― прости Господи! ― с кем попало и как попало, да ещё и приправляя весь этот винегрет жутких фантомов и образов бесконечными рекламами, что создалось у нас, наивных хуторян, впечатление, будто все там только и озабочены чисткой зубов, крашением ресниц, памперсами, да какими-то, как выразилась перекрестившаяся бабюля, летательными прокладками!..
Тьфу ты, будь оно неладным, перевернулся я на бок, чтобы уснуть, наконец, после стольких впечатлений какого-то непомерно долгого дня.

Однако, вдруг вспомнил слова Прекрасной Женщины, что «Спасения в одиночку нет и не может быть»…
Но маленький мой ушастый «я», прямо как ожидал, когда тут вмешаться ему, и сразу спорить ринулся, мол, а спасаться с гуманоидами, погрязшими в болоте грехов и наступающих друг другу на глотку, лишь бы выжить любыми средствами, можно, что ли?!..

Да-а-а, ещё успел подумать, так в ватном свете и засыпая: что ожидало меня в будущем?..

«…ищущие Путь к Совершенству останавливаются перед кумиром и беснуются в заумных речах его глупости… благонравные созерцают себя в пуп во имя созерцания пупа» («Калагия»)!

2. Что же касается упоминания в письме героини Анастасии из книг писателя В.Мегре, то скорее всего этот вопрос аналогичен восприятию Читателями и Вашего Рассказа ― ваш герой реален или тоже выдумка, при этом не вникая в Суть повествования?

И всё-таки, всем на удивление, что авторитет, казалось бы, выдуманной героини, далеко не так прост даже по той реакции, когда люди поверили каждому её слову и ринулись из городов на Природу!
С другой стороны, не менее удивительно, что героиня В.Мегре, будучи настолько Альтруистично Духовной или Святой даже по книжному определению, почему-то выбрала этого невежественного и грешного предпринимателя для того, чтобы не только распространить своё Учение, но и реализовать его с помощью толп людей!
В своих книгах В.Мегре довольно предвзято оценивает так называемых «жрецов», неких крайне эгоистичных субъектов, но в то же время не заметил, что на самом деле сам же делает ту же жреческую работу, вроде и с благими намерениями… И поначалу совсем незаметное возникновение именно сектантских настроений среди людей, пытавшихся объединиться по интересу к идеям Анастасии, постепенно стало выливаться в насилие с привлечением к себе посторонних людей и тому, к сожалению, уже полно жизненных примеров.
Данные строи не преследуют цели критиковать В.Мегре или поверивших ему людей, но лишь обращает внимание, что Богом Жизнь творится всё-таки двумя векторами Движения Мысли ЗА ЗРАЧКАМИ ЛЮДЕЙ, как то Альтруистичною Центробежностью, так и эгоистичною центростремительностью сознаний. В том и Мудрость Единства Мироздания ― АННИГИЛЯЦИЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ и появление Золотого Света Софии!

УДАЧИ !

Жить на земле после того, как начитался книжек, и быть сельским жителем, впитав прелесть Свободы и Единства с Природой ещё с молоком матери ― совсем не одно и то же.
Конечно, среди приезжих есть и искренние люди, Сердцем чувствующие, что живут не правильно, вопреки всем Законам Божиим, и им нужен лишь небольшой толчок, чтобы вернулись к Матери Земле, на которой только и возможно ощутить себя Свободным и независимым от вампирической системы людских взаимоотношений в городах.

Но среди так называемых приверженцев Анастасии и В.Мегре немало таких, кто искажают всё, что только от Света, хитроумно переиначивая любую Истину и создавая вампирические обособления и секты фанатиков с кумирами, которых же, при неудаче, потом сами же и оплёвывают. В стае все воют по волчьи…

То же самое случилось и с «кедровичками», как в своё время было вывернуто наизнанку и Учение Христа о Жертвенной Любви, превратившееся в религию. И тому поспособствовал, быть может, даже не желая, и сам В.Мегре, так и не сумевший до конца понять Учение Анастасии, только исправно передавший его.
Потому, остаётся лишь удивляться тандему Анастасия–В.Мегре, но в том, видимо, и заключается Мудрость ЕДИНСТВА ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ.

…И снилось мне, что барахтаюсь в мутной воде и никак не могу выплыть, без конца погружаясь во тьму и до самого дна… А там ― какой ужас! ― полно всяких ползающих и извивающихся, никогда мне невиданных мерзостей, да ещё жаб, раков, змей клубками и подобных подводных тварей, которые всегда были мне неприятны…
Пытаясь не наступить на этих пакостей, я подгибал свои ласты и, чувствуя, что уже задыхался без воздуха, в очередной раз из последних сил выплывал к поверхности, чтобы глотнуть воздуха, пытаясь хоть как-то за что-то зацепиться, чтобы больше не тонуть…
Так продолжалось долго, но потом всё же нащупал руками бревно или плотик и вцепился в него что было мочи, чтобы с подогнутыми ногами отдышаться, наконец, но не забывая, что там на дне было, и боясь опять погрузиться под воду…

Несколько раз за ночь просыпался, видимо, лишь для того, чтобы зафиксировать в Памяти весь сюжет сновидения, а потом опять засыпал без задних ног…
Заснув, продолжал жить во сне прерванным сюжетом, чтобы по достижении в нём какого-то важного для меня момента, опять проснуться и его запомнить…
Так продолжалось несколько раз, пока не наступило утро, когда, проснувшись, я помнил всё сновидение до самых мелочей, чтобы весь день и анализировать его.

Надо сказать, что я и раньше отнюдь не страдал отсутствием прелюбопытнейших сновидений и всегда цветных, но то, что, после последних бурных событий в моей жизни, пришлось видеть во сне и, тем более, как ощущал себя действующим лицом, поразило бы любое человеческое воображение! Вот это «фэнтэзи»!.. И любопытно, и интересно, хотя порой жутковато.

Но главное, что теперь уже не только помнил все ночные виртуальные события, но и совсем по иному стал их понимать!..
Если раньше барахтанье во сне в грязном водоёме, переполненном омерзительными существами, воспринимал, как глупости, которые не стоят внимания, то после событий в храме и той ночи, уже прекрасно знал, что это моё собственное сознание ещё тонуло в грязных грехах с отвратительными по форме своей вожделенными мыслями и неконтролируемыми чувствами, а душа моя, лапочка роднеькая, всё же пыталась от них избавиться, всплыть на поверхность, чтобы глотнуть Чистоты свежего воздуха Праведности…

Когда же в том сновидении ухватился, наконец, за плотик, словно за Ковчег, то после этого и библейский Миф о Ное и спасении разных тварей по паре представился мне совсем в ином свете, совсем не так, как его обычно понимают иудеи и христиане…
Прекрасно зная Библию, которой в бесконечных когда-то поисках Знания и Истины никогда не отвергал, как, впрочем не отвергал и другие многочисленные Откровения, эзотерические или экзотерические, теперь же сообразил, что в действительности как всемирного Потопа, так и неправильно представляемого верующими людьми Ноя никогда не было на привычном нам уровне Жизни. Что Потоп ― это такие же грехи Человечества, в которых они тонули, как и моё личное барахтанье в мутной воде в сновидении…

Более того, после той ночи, мне вдруг открылся Смысл и остальных библейских Мифов, и я всем Сердцем своим осознал, что в них описываются события далеко не всегда земные, вернее, не нашего трёхмерного Пространства, а в так называемых Тонких Сферах, но не менее РЕАЛЬНЫХ, даже скорее более реальных, чем в привычной нам Жизни!..
Потому, трезво мыслящий человек никогда и не поверит, что только от того, что Моисей простёр руку над морем и вода вдруг по Божию мановению расступилась, а Израильтяне, сверкая пятками, шустренько перебежали по дну и спаслись от злобных гоблинов Египтян, утопленных потом водою.

На самом деле, Спасению моисеева Народа в библейском Мифе способствовало то, что люди «весьма устрашились» грехов своих и «возопили», наконец, ко Господу В ПОКАЯНИИ, что и отразилось в Тонких Сферах их Чувств и Мыслей переходом посуху целого моря и так далее…
Так как Жизнь в Библии, как и в других Писаниях религий, а также в Легендах и даже народных Сказках не делится на земную или тонкую, как не отделимы от человека, матрёшки этакого, его Тела разной материальной плотности или тонкости, в которых он существует каждый миг!.. Только одни, правда очень редкие люди, это осознают и умеют видеть, понимать и жить сразу всеми Телами-голограммами своими во всех им соответствующих Сферах, а другие, даже очень религиозные, невежественно пребывают сознаниями лишь во плоти, а бога своего представляют в стороне от себя, как идола в образе старичка и не более того…
Однако, каков именно уровень сознаний людских, мне уже пришлось созерцать в храме такими же омерзительными голограммами их чувств и мыслей, какие видел и в сновидении своём!
А ну их, меня даже передёрнуло от отвращения… Интереснее другое.

Занимаясь хозяйственными делами по дому и во дворе, не мог уже не размышлять о Беспредельности Жизни и возможности одновременного существования во всех Сферах, видимых и невидимых простым человеческим глазом… И Жизнь такую многомерную, после столь удивительных событий, стал ощущать всем своим существом и страстно желал видеть всё и бывать везде, даже в самых укромных уголках Мироздания!.. Желал общаться со всеми Сущими всех Планет всех Звёздных Систем и всех Уровней материальности, СУЩЕСТВОВАНИЕ КОТОРЫХ ТЕПЕРЬ БЫЛО ДЛЯ МЕНЯ РЕАЛЬНЕЕ РЕАЛЬНОГО !

Но главное, поражался самим собой, что, как мне наивно казалось тогда, БЫЛ ГОТОВ к такой жизни, и при том без оглядки как на своё наскучившее хуторски-земное бытие, так и тем более без оглядки на жуткое, опасное и даже отвратительное существование людское!.. И за такими размышлениями я совсем позабыл, что мне говорил светлый Юноша, что слышал восхищённый в храме, о чём говорила Прекрасная Женщина, позабыв даже про освящение хижины своей…
Мой маленький «я», гадёныш этакий, и тут не дремал, так и цепляясь за свою эгознáчимость и свой корыстный интерес даже в звёздных масштабах.
И как ловко он соблазнял, переворачивал всё с ног на голову, что даже не замечал, как сползал со своего спасительного плотика обратно в мутную воду грехов, а потом опять во сне боялся наступить на гадких жаб и всяких иных копошащихся мерзостей на дне, как оказалось, СВОЕГО всё ещё далеко не совершенного сознания!..

Сперва несколько ночей с любопытством наслаждался светом вокруг себя, но потом заметил, что он стал мутнеть, тускнеть и постепенно исчезать, пока однажды, выключив лампочку и улёгшись спать, не заметил, что он и вовсе пропал…
А когда ночью опять проснулся от топота и гогота, то вмиг сообразил, что опять я вытворял САМ ЖЕ НАД СОБОЮ !..

Ах ты увалень, паршивый, злился на себя, то есть на своего гнусного лилипута «я», который дрожал всем телом во плоти земной, и со страху готов был опять вопить о Помощи. Ты сперва пудришь мне мозги всякими желаниями, а потом кто-то должен тебя спасать?!
Ну погоди, вонючка плешивый, ты у меня ещё попляшешь, ещё узнаешь, на что способен я… Ой, постой, смутился, а какой это «я» рычит на маленького «я»?.. Средний, что ли? А в каком тогда он, этот средний, Теле? Интере-е-есно…

Но, раз уж слово сказано, надо его делом подтвердить, а потом уже разбираться со своими многочисленными по величине и по знáчимости «я».
И первое дело ― Освятить жилище, чтобы твари рогатые не лезли в него со всех щелей, когда ни попадя… Потом Молитва постоянная и, неплохо бы, небольшой Алтарчик соорудить в уголке красном, чтобы постоянно видеть и чувствовать укор душе моей грешной от святых Образов, и чтобы Стыд вместе с Госпожой Совестью никогда больше не покидали дома моего, чтобы Свет Любви и Жертвенности опять окутал меня, а то иначе, как говорила Прекрасная Женщина, Спасения нет, ну никак не может быть и всё тут!.. Таков уж Зако-о-он Божий, оказывается, или Мироздания.

С другой стороны, раз уж душа не лежала связываться с христианством, извращённым людским фанатизмом, да и с маленьким «я» нашего милейшего батюшки, всю «прелесть» души которого пришлось созерцать в храме, то, следуя хотя бы Совету своего большого «Я», надо было идти к родничку лесному, притаившемуся в овражке и пополнявшего Чистою Водичкою нашу извилистую речушку, во многих местах перегороженную плотинами вездесущих бобров.
Не только прогулки по лесу, но и обычная работа даже по заготовке дров всегда доставляли мне удовольствие, и являлось неотъемлемой частью всей моей жизни.

Потому, предвкушая Радость от предстоявшей прогулки по любимым лесным местам, однажды и надел на косолапые ноги свои широкие самодельные еловые лыжи, закинул на плечи котомку с трёхлитровой стеклянной банкой для Водицы, взял в руки палку-посох и покатился с горки, крещённый язычник, навстречу заре утренней…

Е-е-е-х-х!..